Наконец-то трассеры от пятой батареи! А, не нравится! Огонь танки ведут беспрерывно, но все не туда куда-то – то ли не видят, откуда по ним летит, то ли сами себя ослепили частым огнем, то ли еще что. Но попятились и задом откатываются чуть ли не быстрее, чем передом ехали. Прямо итальянцы какие-то: у тех, говорят, в танках одна скорость вперед и четыре – для заднего хода…
Перевели дух, наводчик зубы скалит: отлично отстрелялись, хоть и не запалили никого, но – атаку отбили. Сам Бондарь ответно ухмыльнулся, похвалил, но ухом улавливалось, что рев странно меняется. Вроде как и удаляется, а вроде и нет. Вот показалось, что и ближе ревет кто-то.
Деловая суета, пустые гильзы и укупорку – долой, новые снаряды поближе – тоже слышат ребята, что не конец веселью. И посерьезнели.
Танк увидели сразу, в один момент и комбат, и наводчик, и шустрый правильный, который аж присвистнул испуганным сусликом, тут же пригибаясь.
– Тащ комбатр!
– Вижу. Что это за?!
– Непонятно. Не было таких силуэтов в руководстве! – уверенно заявил наводчик, вовсю крутя рукояти. Ствол орудия пополз по горизонтали, опускаясь.
Здоровенный, словно деревенская изба крепкого хозяина, танк пер не там, где шли до того «Пантеры». И – как с некоторым ужасом понял Бондарь – работать по этой громаде не может ни пятая, ни четвертая батарея, да и свои орудия смогут дать огня, когда эта бронированная тварь вылезет из лощинки метрах в ста от этого орудия. Так что только одна пушечка с убогим для такого громилы калибром.
Кот Сибирский напрягся, но с виду был совершенно спокоен.
– Огонь по готовности, дистанция та же, – приказал то, что и так очевидно.
– Есть, – и голос спокойный, словно не бегал час назад от бомберов, как заяц очумелый. А самому старлею очень захотелось оказаться подальше от этой обреченной, (чего уж самому себе врать) пушечки с расчетом, которому жить осталось минуты две – как огонь откроют, так и все. Люто захотелось уйти ко второму орудию, да и повод есть – распорядиться выкатить на прямую наводку чуть вперед, чтоб в бочину врезать, когда первое орудие первой батареи танк будет давить гусеницами. Но – не смог. Понимал, что пора драпать, а гонор не дал. Глупость мальчишеская – а не мог свалить в туман. Сам себя обругал за дурь такую и остался сидеть, сжимая побелевшими пальцами уже ненужный бинокль.