Колотится сердце. В висках – горячая игла. Ты уже перепробовала всё:
– качала на руках, пока спина не онемела;
– напевала ту самую песенку, что всегда помогала;
– проверяла подгузник, ощупывала животик, искала красные ниточки на коже – ничего. Просто плач. Безутешный. Без причины.
Ты прижимаешь его к себе, но он выгибается, красный от крика. Его слезы текут по твоей шее, горячие, как расплавленный воск. «Пожалуйста, – шепчешь ты, – ну пожалуйста, перестань». Но он не слышит. Или слышит, но не может остановиться.
И вот тогда приходит оно.
То самое чувство, от которого сжимается горло:
Я не справляюсь.
Ты ужасаешься этой мысли, но она уже здесь, липкая, как пот на спине. Ты – мать. Ты должна знать. Должна уметь. Почему же тогда твои руки дрожат? Почему ты вдруг представляешь, как открываешь окно и кричишь во тьму, чтобы кто-нибудь, кто угодно, пришел и сделал то, чего не можешь ты?
А потом…
А потом случается чудо.
Он вдруг затихает. На секунду. Ты замираешь, боясь дышать. Он всхлипывает, уткнувшись носом тебе в грудь, и ты чувствуешь, как его тельце обмякает. Устал. Просто устал.
И вот ты уже смеешься. Сквозь слезы. Потому что он смотрит на тебя мокрыми глазами, и в этом взгляде – ни капли упрека. Только усталость. И доверие. Абсолютное, слепое доверие.
Ты целуешь его в макушку, и губы ощущают солоноватый вкус его слез.
P.S. Когда-нибудь, лет через десять, ты увидишь, как он упадет с велосипеда, разобьет колени – и не заплачет. Сожмет губы, стряхнет песок и побежит дальше. И ты поймешь: он научился терпеть боль. Но в тот момент тебе вдруг страстно захочется, чтобы он снова заплакал. Как тогда, в младенчестве. Чтобы ты могла прижать его к себе и шептать: «Ничего, мама здесь, мама с тобой». Но он уже не тот. И ты – тоже.
«Ты будешь помнить это иначе»
Память перепишет историю, и даже трудные дни станут светлыми.
14:37. Диван.
Ты лежишь, уткнувшись лицом в подушку, и чувствуешь, как по спине растекается знакомая тяжесть. Сегодняшнее утро началось с того, что он разлил апельсиновый сок на только что выглаженную блузку. Потом была истерика в магазине из-за коробки сока «не той формы». Потом – долгие переговоры по поводу трех ложек супа, которые он плевал обратно в тарелку, смотря тебе прямо в глаза. А потом… Потом был этот момент, когда ты закрылась в ванной и пять минут просто дышала, уставившись в зеркало на свое отражение с тушью, размазанной под глазами.