Я пытался поговорить с ними. С этими людьми, которые казались такими близкими, такими знакомыми. Я думал, что если я подойду, если задам вопрос, если хоть что-то встряхнет их внутреннюю пустоту, возможно, я смогу найти ответ. Но я ошибался. Они не ответили. Они всегда отвечают одинаково, как это делали раньше. «Здесь хорошо», – так говорят все. Как автоматические куклы, как заведенные игрушки, они повторяют одни и те же слова, снова и снова, не чувствуя, не думая. И вот они улыбаются мне, и их улыбка – не просто пустая, она пугающая. Она как маска, скрывающая нечто более глубокое, нечто, что они никогда не покажут, не признают. И они снова говорят: «Здесь всё хорошо». Но я вижу их глаза. Я вижу, как они пытаются не смотреть на меня слишком долго. Я вижу, как их взгляд скользит по мне как по стене, по чему-то, что можно игнорировать. Я начинаю чувствовать, как я становлюсь несуществующим в их мире. Как если бы я был всего лишь тенью, отбрасываемой ими, а не живым существом, нуждающимся в общении, в понимании. Я начал задумываться, что происходит с ними. Почему они не чувствуют того, что я чувствую? Почему этот мир кажется таким несоответствующим моим ощущениям? Почему я начинаю чувствовать, что они все одинаковы, что они не люди, а просто элементы этой иллюзии, эта бесконечная сцена, на которой они играют свои роли? Я думаю, что они могут чувствовать, что что-то не так. Но они не могут об этом говорить, как будто… им запретили. Как будто сам мир не позволяет им выражать страх, не позволяет сомневаться, не позволяет думать. Я задаю вопросы, пытаюсь найти ответы, но всё, что я получаю в ответ – это одинаковое: «Здесь всё хорошо». Словно что-то в их сознании блокирует любые другие мысли. Как если бы они забыли, что такое быть живым, забыли, что значит испытывать боль, страх или желание. Я не знаю, как долго я могу продолжать это. Как долго я смогу смотреть на их застывшие лица, на их вечную улыбку, которая всё больше превращается в гримасу. Я пытаюсь что-то понять, но вокруг меня всё снова повторяется, снова те же слова, те же жесты. И чем больше я это замечаю, тем более отчужденным я становлюсь. Чем дальше я иду, тем яснее становится, что никто, даже я, не может выбраться отсюда. Нам всем велено быть счастливыми, и если кто-то начинает сомневаться, если кто-то начинает чувствовать, что этот мир нереальный, его просто игнорируют. Я чувствую, как мой внутренний протест растет. Но что это даст? Я ведь ничего не могу изменить. Как бы я ни пытался, всё возвращается на круги своя, и их пустые лица, и их улыбающиеся глаза всегда следуют за мной. Я боюсь, что, если я буду слишком сильно сопротивляться, я просто исчезну, как тот, кто был до меня, как те, кто исчезает, когда начинают задавать вопросы. Но не могу же я оставаться молчаливым. Не могу же я просто улыбаться, как все эти люди? И вот, я замечаю это – на мне всё больше шрамов, на моей душе, на моем сердце. Я начинаю ощущать, как их ответы становятся тяжёлыми. Всё больше и больше они начинают звучать как приговор. И они будут повторяться до тех пор, пока не затмят мой голос, мои мысли.