Граница… Её укрепили с такой фанатичной одержимостью, будто защищались не от врага, а от правды – от собственного народа, который пытался сбежать из этого театра абсурда. Пограничная линия больше напоминала декорации антиутопического спектакля: дроны, патрули, вертолёты, камеры, двойной слой колючей проволоки, тепловизоры, овчарки и даже овраги, вырытые не для защиты, а ради драматического пафоса. Театр безопасности превратился в цирк страха, где каждый метр был шуткой, рассказанной всерьёз. Никогда раньше граница не была такой неприступной – даже до войны с Пруссией, когда опасность была настоящей.
– Ты что, с ума сошёл? – пробормотал Ухилес себе под нос.
– Бежать? Из этого ада? Это как попытаться убежать от собственной тени.
В голове прозвучали слова друга, Саши: «Мы – пешки. Наша жизнь – игра, где нас используют, чтобы выиграть чужую войну.»
Это реальность, которая годами раздирала Укирляндию на куски. Он вспомнил, как когда-то верил. В страну. В идею. В будущее. Но всё это развалилось на его глазах. Режим, война, страдания – он видел, как каждый день человеческая душа деградирует. Власти не заботились о людях. Люди были лишь ресурсом для продолжения беспощадного механизма.
Вдруг включился телевизор. Новости. На экране снова появился Главнокомандующий Александр Вельтран – в своём фирменном пиджаке, с поддельной уверенной улыбкой. Он обращался к народу:
– Наш великий народ демонстрирует несгибаемую волю и силу духа. Мы не такие, как Прусия, где людей насильно бросают под пули. У нас есть свобода слова! У нас есть Конституция и права человека!
Он говорил с таким напором, будто сам верил в это.
– Мы боремся не только за свою страну, но и за весь цивилизованный мир!
Эти слова стали для Ухилеса олицетворением лжи. Когда-то, в начале, он верил в эти речи. Но теперь всё это звучало как пародия. Страна рушилась, а он был всего лишь зрителем в шоу одного комедийного актёра. На экране Вельтран продолжал говорить о свободе, правах человека, о светлом будущем. Слова звучали как насмешка.
В этот миг Ухилес почувствовал, будто его сердце треснуло. И снова возник вопрос, который мучал его каждый день:
«Смогу ли я жить, если останусь?»
Ответ был очевиден:
«Нет.»
Он слышал крики на улице, видел обугленные здания и людей, которые беззастенчиво поддерживали власть. Все они были мертвы, даже если их тела ещё жили. Их поддержка была поддержкой смерти. В глазах тех, кто верил Вельтрану, не было ни надежды, ни жизни. Всё, чего они хотели, – безопасность. Но какая может быть безопасность в стране, превратившейся в огромный труп?