Она кивнула, но я видел, что она не верит. Она знала, что долг – это не три тысячи, а гораздо больше. И что стройка – это не выход, а ловушка.
– Ты поел? – спросила она, хотя сама выглядела так, будто не ела весь день.
– Да, – снова соврал я. – Там картошка осталась. Свари.
Она не спорила. Просто пошла к плите, где стояла кастрюля с облупленной эмалью. Я смотрел на нее и чувствовал, как внутри что-то ломается. Она была моим якорем, но я не знал, как быть ее якорем.
На следующий день на стройке я заметил его. Высокий парень, лет тридцати, с короткими светлыми волосами и шрамом над бровью. Он работал молча, быстрее всех, но не хвастался, как некоторые. Его звали Дима, и он был из тех, кого Коля уважал. Я понял это по тому, как бригадир хлопал его по плечу и давал меньше ругани.
Я таскал кирпичи, стараясь не отставать, но спина уже не слушалась. На третьем заходе я споткнулся, и тачка чуть не перевернулась. Кирпичи загремели, и несколько рабочих заржали.
– Эй, студент, ты что, вчера родился? – крикнул один, с бородой и прокуренными зубами.
Я стиснул зубы и начал собирать кирпичи. Лицо горело от стыда. И тут Дима подошел. Молча поднял пару кирпичей и бросил их в тачку.
– Не слушай их, – сказал он тихо. – Они все так начинают. Главное – не сломайся.
Я кивнул, не зная, что ответить. Его голос был спокойным, но в нем чувствовалась какая-то тяжесть, как будто он знал больше, чем говорил.
В обеденный перерыв я сидел на бетонной плите, жуя хлеб, который принес из дома. Дима сел рядом, открыл банку тушенки и протянул мне ложку.
– Бери, – сказал он. – Ты сегодня весь день таскаешь, а выглядишь, как привидение.
Я хотел отказаться, но желудок предал меня, заурчав так громко, что Дима усмехнулся. Я взял ложку и съел пару кусков. Мясо было соленым, но вкуснее всего, что я пробовал за последние месяцы.
– Ты давно здесь? – спросил я, чтобы заполнить тишину.
– Год, – ответил он, глядя куда-то вдаль. – Приехал из Луганска. Там… не осталось ничего.
Я замер. Луганск. Я знал, что там война, но она казалась далекой, как новости по телевизору. А теперь она сидела рядом со мной, в лице этого парня со шрамом.
– А семья? – спросил я, хотя сразу пожалел.
Дима пожал плечами.
– Была. Теперь нет.
Он сказал это так просто, что я не знал, как реагировать. Хотел спросить, что случилось, но что-то в его глазах остановило меня. Вместо этого я спросил: