– Захотелось попробовать что-то новое, – сказал я тогда.
И создал новое имя. Новый email. Новый аккаунт в сети. Профессиональный, строгий, без намека на прошлое. Как будто я только что появился в мире. Чистый лист.
Когда пришел первый заказ, я не поверил. Думал – ошибка, случайность. Но это было по-настоящему. Кто-то увидел мои работы в сети и решил, что я могу сделать что-то для них. Я, которого не существовало еще несколько месяцев назад.
Работа оказалась сложнее, чем я думал. Заказчик – маленькая кофейня на окраине – хотел видео «с душой, но профессиональное». Я провел там три дня. Снимал руки бариста, пар над чашками, узоры на пене, блики на стекле. Искал ритм в этих движениях, в этих моментах. Нашел музыку, которая идеально ложилась на таймлайн.
Когда я закончил, владелец кофейни смотрел с открытым ртом. – Это… это именно то, что я хотел, но не мог объяснить, – произнес он тихо. Он заплатил больше, чем мы договаривались. И порекомендовал меня другим.
Так всё закрутилось. Один заказ за другим. Свадьбы, корпоративы, рекламные ролики, интервью. Я работал без остановки. Днем снимал, ночью монтировал. Спал по три-четыре часа. Отказывался от встреч, от отдыха, от всего, что могло отвлечь от работы.
Мне нравилось, как обо мне говорили. «Он видит то, чего не видят другие». «У него особый почерк». «Он всегда попадает в точку». Каждая похвала была как кирпич в стену нового дома. Я строил себя заново. Кадр за кадром. Сцена за сценой.
Мое новое имя стало известным в определенных кругах. Неброское, технически звучащее – оно не имело ничего общего со сценическим псевдонимом из прошлой жизни. Никто не связывал эти две личности. Никто не догадывался, что человек, который так виртуозно управлялся с монтажом, когда-то стоял на сцене и пел песни, от которых девушки плакали.
Я сам почти забыл об этом.
Почти.
Иногда, особенно в те дни, когда я сидел за монтажом по двадцать часов подряд, музыка пробивалась сквозь все барьеры. Я слышал мелодии, когда склеивал кадры. Видел ритмические структуры в чередовании планов. Чувствовал гармонию в цветокоррекции.
Музыка не ушла. Она просто изменила форму.
Но было что-то еще. Что-то, о чем я не говорил даже самому себе. С каждым новым проектом, с каждым новым успехом росло неясное, тревожное чувство. Я создавал красивые истории для других – и не имел своей собственной. Показывал жизнь через объектив – и не жил ею сам.