Правда, в конце концов, и преддверие Лимба тоже могло надоесть, и многие – весьма многие – из самых старых жителей Инфернштадта просили бургомистра прислать к ним Эжена для составления их истории и организации их, так сказать, яркого отбытия к далеким берегам. Они как раз и составляли львиную долю клиентов господина историографа, и сегодня у него был запланирован очередной визит как раз к такому клиенту. Именно на него намекало Свет-Мой-Зеркальце во время их утреннего нежного воркования. И клиент этот невероятно раздражал Эжена. Но долг был превыше всего, так что пришлось натянуть на себя ботинки, прицепить шпагу, надеть сорочку и берет с щегольским пером и отправиться в Квартал Вервольфов. Чтобы хоть как-то замотивировать себя, он дал себе обещание после этого визита отправиться к алхимикам.
В квартале жили все, кто умел, любил и хотел менять свой облик: оборотни-волки, оборотни-медведи, оборотни-леопарды, оборотни-птицы и даже оборотни-крысы. Все они пахли, шумели, чесались, подвывали, рычали и бегали вокруг. Основная проблема квартала была в том, что им всем было в нем тесновато. Но Инфернштадт состоял не только из города; это было место, в котором каждый мог найти то, что ему подходит. Поэтому через каждые десять дней в Квартале Вервольфов проводилась лотерея с весьма любопытным призом. Тот, кто побеждал, на несколько часов становился убегающим, а все остальные обитатели – догоняющими. Квартал пустел, и все отправлялись за город, играть в охоту. Господин историограф, хоть и не был оборотнем, старался принимать участие в этом захватывающем действе; правда, (во избежание травм и совсем не своих) – на стороне догоняющих. Теоретически он мог бы поучаствовать и на стороне убегающих, но защитная татуировка, покрывавшая его тело, жила совершенно своей жизнью и прикладывала все усилия, чтобы спасти своего хозяина. Так что во избежание геноцида жителей Квартала он в лотерее не участвовал, дабы не искушать судьбу.
Но сегодня лотереи и игр не было, и Эжен, проходя по центральной улице квартала, волей-неволей прикрывал ладонью лицо, спасаясь от вездесущего запаха псины. Он свернул на боковую улицу и двинулся по ней в направлении нужного ему дома. К счастью, это был настоящий дом. Историограф терпеть не мог неблагоустроенные пещеры. На его стук дверь открылась, и к нему из темноты дома вышла замызганная девочка в грязной ночнушке, волочившейся по полу.