– Лобо, дорогой мой, скажите, а кроме беспорядочных половых связей и пожирания крупного и мелкого скота в вашей жизни были яркие моменты? – молодой человек наконец нашел грубо сколоченный деревянный табурет и забрался на него. Он был великоват, и ноги посетителя свисали с него, что придавало ему сходство с маленьким мальчиком, ведущим разговор со своим престарелым дедушкой.
– Эжен, я плохо помню мою молодость, возможно, там и были какие-то яркие моменты.
– Но хоть что-то из молодости вы же помните?
– Я помню только одну картину: я маленький, еду на лошади, сижу перед кем-то большим и важным, но лица его я не вижу. Вокруг расстилается равнина, залитая светом луны, и мне почему-то очень страшно. Более я не помню ничего… Простите, Эжен, – огромный волк грустно опустил голову.
– Ничего, Лобо, не переживайте; это хотя бы какая-то отправная точка. Я постараюсь что-то разузнать и вернусь к вам.
Он вышел из дома своего клиента и самым быстрым шагом двинулся к выходу из квартала. Дойдя до центральной площади, где в центре Белиалова парка стояло здание ратуши, откуда управлял городом бургомистр, он повернул в сторону квартала Старых Богов, который начинался с лавок алхимиков, частым гостем которых был историограф. Зайдя в одну из них, он вежливо поздоровался с владельцем и забрал приготовленный ему объемный сверток, заботливо сложенный в корзину. На выходе из лавки его внимание привлекла листовка, висящая на противоположной стене:
«НОВАЯ ЛЮТАЯ БАНШИ! ПРИХОДИТЕ ПОСЛУШАТЬ! ПЕЧАЛЬНЫЕ СТОНЫ И ТРАДИЦИОННАЯ ПРОГРАММА – КРИКИ ДИКИХ ГУСЕЙ, РЫДАНИЯ РЕБЁНКА И ВОЛЧИЙ ВОЙ! КАЖДЫЙ ДЕНЬ 883-Й НЕДЕЛИ ПРАВЛЕНИЯ БУРГОМИСТРА МОНФЕРАТА В ЧАС НЕЖИТИ В БЕЛИАЛОВОМ ПАРКЕ, В АМФИТЕАТРЕ РЯДОМ С ВОРОТАМИ КВАРТАЛА СТАРЫХ БОГОВ».
Несведущему в культурной жизни Инфернштадта текст объявления показался полной белибердой, но для Эжена он имел вполне определенный смысл. Дело было в том, что обитатели города были весьма далеки от понятия культуры в человеческом смысле этого слова. С некоторыми вампирами еще можно было поговорить про литературу или живопись, однако их вкусам был свойственен некоторый мрачно-кровавый оттенок. Зомби и иная некровососущая нежить, хоть и обладала некоторыми навыками в абстрактном искусстве, но к диалогу была совершенно не приспособлена и в основном общалась с помощью грибов-переводчиков, которых умели выращивать некоторые алхимики. Вервольфы, за редкими исключениями, были слишком близки к животному миру и искусством не интересовались. Из всего этого было лишь одно приятное исключение – банши. В человеческом мире их вопли имели только одну задачу – до полной усрачки напугать зазевавшегося шотландского горца и напомнить ему о его великой национальной гордости и, по совместительству, цели – сделать такой качественный виски, чтобы, упившись им в усмерть, навсегда забыть о неприятной встрече с низенькой красноглазой старушкой с пронзительным голосом. Но в Вольном городе людей, за исключением господина историографа, не было, а он совершенно не готов был упиваться вискарем, предпочитая употреблять кровавую Мэри в компании бледнокожей красотки с ослепительной улыбкой. Поэтому банши решили, что раз пугать никого более не надо, то можно вместо этого создавать нечто красивое. И это им удалось, да настолько хорошо, что на их концерты собирались не только жители Вольного города, но и обитатели как более высоких, так и гораздо более низких сфер. Свою внешность они также подвергли изменению, и вместо уродливых старух предстали в виде рыжеволосых красавиц в зеленых платьях. А их пение, как изменилось их пение, насколько прекрасным стало оно!