Когда солнце почти касалось горизонта, его последний луч ударял в бронзовые двери главного храма. Они вспыхивали, как расплавленный металл, и на мгновение Пальмире казалось, что вот-вот – ещё секунда – и створки дрогнут, откроются, и она увидит…
Но двери оставались на месте. Солнце уходило. Первая звезда зажигалась над амфитеатром.
Тени растворялись в сумерках, город снова засыпал, а Пальмира стояла, прижав ладони к остывающему камню парапета.
Глава 2. Пришествие Тьмы.
Тот день родился в звенящей тишине. Солнце, огромное и медлительное, как старый золотой щит, поднималось над цитаделью, заливая светом мозаичные мостовые. Каждая смальта – синяя, пурпурная, золотая – вспыхивала, словно отвечая на приветствие светила. Пальмира, опершись о резной парапет западной башни, наблюдала, как первые лучи осторожно касаются верхушек колонн, будто пробуя их на ощупь. Внизу, в тенистых переулках, еще дремали последние синие сумерки.
Но что-то было не так. Она почувствовала это кожей – воздух стал густым, тягучим, будто наполнился невидимым пеплом. Ни одна птица не пела в садах цитадели. Даже вездесущие воробьи, обычно делавшие гнезда в трещинах древних стен, исчезли. Ветер, обычно игравший по утрам в арочных галереях, замер.
Пальмира провела рукой по камню парапета – плита была холоднее, чем должна быть в такое утро. Внизу, на площади Трех Культур, где уже собирались торговцы, не слышалось привычного гомона. Люди перешептывались, озираясь по сторонам.
И тогда она увидела. На западе, там, где пустыня встречалась с небом, воздух дрожал, как над раскаленными углями. Но это не был мираж – что-то черное и бесформенное клубилось у горизонта, медленно расползаясь по кромке мира.
Ее пальцы непроизвольно сжали амулет – древний камень с вырезанным знаком Шамаша, бога солнца и справедливости. Он был ледяным.
В тот момент из внутреннего двора донесся испуганный крик. Пальмира обернулась и увидела, как старая служанка крестится, глядя под ноги – между плитами двора, в трещинах, куда обычно заползали ящерицы, теперь лежали десятки скорпионов, неподвижные, будто высеченные из черного камня. Но они были живы – их хвосты судорожно подрагивали, жала направлены в одну сторону. На запад.
На самом краю мира, где раскаленная пустыня цеплялась за небо дрожащим маревом, возникло пятно. Маленькое, как мушка на чистом пергаменте. Потом оно раздвоилось. Растроилось. Превратилось в россыпь черных бусинок, мерцающих в струях горячего воздуха.