– Это что? – показал бабке пальцы.
– Вот она какая – ягода черника! – обрадовалась вопросу Лиза. – Теперь у тебя не только пальцы – язык будет чернильный!
– Да?!
– Ещё какой чернильный! После завтрака поглядишь в зеркало.
– А принеси зеркало сейчас сюда…
– Ешь пока, потом и сам посмотришь.
– Ну принеси зеркало…
– Ешь, потом…
– Зеркало!
– Ну сейчас, сейчас, дитятко…
Лиза отвязала зеркальце, висевшее в прихожей на гвозде, принесла на кухню, поставила, держа крепко, на стол перед Робертом. Тот высунул язык, пополоскал рот киселём, опять высунул – и отодвинул миску с пирожками.
– Не буду!
– Да почему же, батюшко? Горячие, с черникой…
– Потому что: бе-е-е… – И он показал бабке фиолетовый язык. – Учли?
Лиза не обиделась: сама же научила. Заторопилась на улицу, ей теперь было не до хозяйских дел: надо было следить за внуком.
Кое-как она скоротала время до обеда; попросить Роберта побыть дома хоть самую малость она не решалась, поэтому была даже рада, когда он снова начал хлопать дверями: она успела за это время вымыть посуду.
Лиза уже не рассказывала вслух о том, что делает.
– Чего говорить-то? Вчера, небось, всё переговорила…
Пообедать она внука еле упросила.
Была теперь и другая забота: уложить его на «тихий час», как она обещала дочери. Долго Роберт не соглашался забираться на кровать, и только напоминание о папе спасло; зато уснул он быстро.
– Режим! – догадалась Лиза, вспомнив внуково словечко, и решила: – Пусть теперь спит, покуда сам не проснётся. – И занялась хозяйством.
Минул час, другой – и вдруг она с улицы услыхала восторженный хохот в доме; бегом, как могла быстро, приковыляла Лиза в комнату. Роберт, босой, в одних трусиках, прыгал на полу и хлопал в ладоши, глаза его ликовали: по комнате порхал воробей, залетевший в открытую дверь с крыльца. Воробей то садился на шкаф или на деревянную рамку с фотографиями, то, пугаясь крика и близости людей, тукал клювом в стекло, шуршал крыльями по невидимой преграде; обратно, в двери, он или не догадывался лететь, или боялся скакавшего там Роберта. И Лизе было потешно, следила же она не за воробьём – за внучонком.
И вдруг что-то быстрое, гибкое, чёрное, словно брошенное в дверь, влетело в комнату, метнулось, чуть касаясь стены, к потолку и мягко прыгнуло на пол – воробей был в зубах Цыганки. Она зло и дико поглядела на людей, загородивших дверь, и юркнула под кровать.