Поняв, что сделать ничего не может, она быстро зашагала обратно, а мысль ее невольно ушла в сторону. Преодолевая порывы ветра, она почувствовала острое желание взглянуть на того, кто там был с Алешей за кустами. Он столько рассказывал о своем приятеле, но всякий раз ей казалось, что он чего-то недоговаривает. Она обернулась, хотя знала, что отошла уже слишком далеко: поле вдали погасло, ивы пригнулись по ветру, а река обрела стальной оттенок. Её густая темная коса, обычно спокойно лежащая на спине, перекинулась через плечо, а юбка сразу надулась парусом.
– Ну все. До них докатилось, – пробормотала она, и тут с раскатом грома упали первые капли.
Добежать до дождя она не успела и влетела на террасу, когда холодные струи уже колотили по каменному полу с такой силой, что брызги отскакивали вверх. Ольга схватила мокрую подушку с кресла (заносить уже без толку) и вазу со стола с потрепанными цветами. Антонина стояла у приоткрытой двери, чтобы скорее впустить ее.
– Что же это вы у меня такие ненормальные уродились? Ну вот куда тебя носило? А Людмила где? Я думала, ты за ней побежала?
– На том берегу Людмила. Чужого жениха встречает, – спокойно заметила баба Шура.
– Да не жених он мне! Так, дружим со школы, ты же знаешь, баба Шур! – Ольга отжимала косу на пороге.
– Приятели, знаешь ли, каждую неделю в гости не ездят за тридевять земель… Ты бы переоделась, девочка, а то озябнешь.
Ольга послушно ушла к себе.
По дому стало медленно расползаться тепло: Груня затопила печку, которая плитой выходила на кухню, а побеленным боком в столовую. Антонина в тревоге взялась перебирать забытые на буфете цветы. Она вынула из вазы те, что побил дождь, и, методично обрезая стебли, составляла новый букет из голубых и желто-коричневых ирисов. Смотрела она вдаль, за дальнюю границу сада, где начинался луг и текла река.
– Вертишься-вертишься, а за ребенком не углядела! Я и подумать не могла, что она к лодке кинулась.
– Ты, Тонечка, себя не вини и не думай даже! Ты просто Милочку все за ребенка держишь, а она выросла… Уж без спросу живет, – в интонации Александры Владимировны прозвучала гордость за внучку, словно она на ее месте поступила бы так же. – Мне другое не нравится, – баба Шура прислушалась, нет ли еще кого в комнате, а потом продолжила, – уж больно Алешка ей нравится.