, но ведь не могу я от этого избавить… Непонимание в семье? Но у него дочь почти моего возраста, замужем и внук… Так просто не понять и этого человека, как, впрочем, и себя… Земля рассудит, земля поймёт… Бога для него не существует, так чем же можно его утешить? Ничем… И что за болезнь у него?.. Господи, это не мой человек, это чужой, так зачем он вошёл в наш полуподвал… Он семейный, без Бога и на двадцать лет старше… Отведи от меня его, Господи… Все мы грешные, несчастные в грехе люди…» – И Наташа вошла в дремотное раздумье. Она слышала шелест деревьев, гудящий шум далёкого транспорта на дорогах – и это как будто дыхание вечности… Хорошо.
Так она сидела пять, десять минут, когда вдруг услышала шаги… С центральной пешеходной дорожки Щербатов узнал её и теперь с цветами в руках решительно шел на встречу, обходя одну за другой могилы.
– Как вы здесь оказались?! – ещё не подойдя, требовательно спросил он.
– Здравствуйте, Петр Константинович. А вы что, на свидание пришли с цветами?
– Кощунственная реплика, – строго определил Щербатов. – Я пришел к отцу, ему сегодня исполнилось бы сто лет.
– Вот и я к отцу. – Наташа кивнула в сторону могилы.
– Неужели? Странное совпадение… – Щербатов развернул голову и нахмурился. Только теперь Наташа увидела и поняла, что лицо его болезненно изменилось, даже исказилось – он похудел и как будто постарел за эту неделю с небольшим. И глаза под тяжелым наплывом бровей померкли. Она увидела это, но решила не замечать, чтобы лишний раз не напоминать человеку о недуге.
– И почему же вы здесь сидите?
– Отдыхаю. Где ещё в городе найдёшь такую тишину, воистину покой. И хорошо общаться мыслями с могилой родного человека, да и вообще на кладбище бывать надо.
– Странно, – повторил Щербатов, что-то своё подразумевая под этим «странно»… – А я схожу туда, к отцу, – и указал рукой в сторону вековых лип, и, вздёрнув норовисто голову, пошёл, огибая могилы.
Под липами старые захоронения. По краю в рядок пристроились могилы почетных граждан города. С десяток их в ряд под тяжелыми надгробными плитами с козырьками для фотоснимков и подписей, причем указывался и прижизненный чин со званиями и наградами. Вслед за фамилией Щербатов значилось: «Первый секретарь Горкома КПСС».
И здесь было много опавших листьев. Щербатов не стал сметать их, положил под именем цветы, разогнулся, прижав подбородок к груди, вытянулся и на некоторое время замер. Здесь, перед могилой отца, он старался ни о чём не думать – и не задерживаться, иначе воображение начинало рисовать могильное подземелье. А такое созерцание могло довести его до исступления. Здесь, на кладбище, куда и девалась его обходительность и внешняя наигранная обаятельность. Необъяснимый гнев порабощал его, делал раздражительным и резким. Когда же он замыкался в себе и поспешно уходил от родного захоронения, раздражение не получало крайнего развития. И уже отойдя на два десятка шагов, с безразличием и даже с усмешкой смотрел Щербатов на кресты справа и слева, многие из которых пришли в упадок, а некоторые, подгнившие, обрушились.