Щербатов хотел пройти мимо, но не прошёл, свернул к Наташе.
– Вы всё сидите? И как выдерживаете так продолжительно?
– А я, Пётр Константинович, не напрягаюсь, я отдыхаю. Вы посмотрите, какая красота вокруг, упокоение какое.
– И это? – осклабившись, Щербатов указывал вытянутым пальцем на могилу.
– А что? Сказано же: из земли сотворён, в землю и уйдёшь… А вы присядьте, в ногах, говорят, правды нет. Или спешите? Скажите хоть, как вы себя чувствуете в последнее время?
– Меня машина ждёт… – И всё-таки сел – старенькая скамья качнулась и скрипнула. Положив руки на колени, он как будто придерживал своё вдруг отяжелевшее тело, хотя излишнего веса в нём не было. – А чувствую я себя отвратительно. Мой неоперабельный рак взялся за своё дело…
Теперь Наташа в испуге смотрела на него, не зная даже, что на это сказать. Новость сковала её.
– Даже жена Валентина Львовна не знает об этом… Кроме врачей, ты – первая узнала.
– Благодарю за доверие… Вы крепкий и ещё молодой мужчина – надо бы попытаться иными средствами…
– Какими иными?! – вопрошая, выкрикнул Щербатов и даже ощерился.
– Мало ли средств… Крайнее лечение – голоданием.
– Да это же шарлатанство!
– И другие средства… Солженицын до операции лечился чагой…
– Предатель… А чагу вместо чая бабы деревенские заваривают, а от рака мрут. Лучше уж лунным светом лечиться! Необходим такой меч, чтобы мгновенно отсечь – и вон!.. Только нет такого меча. Да и человеку жить некогда – работа и забота. Это же издевательство! – и на этот раз воскликнул Щербатов.
– Пётр Константинович, – раскрыв широко глаза и радостно улыбаясь, возразила Наташа, – да впереди вечная жизнь!
Заметно было, Щербатов пытается взять себя в руки и даже улыбнуться наивности собеседницы.
– Наташа, вы добрый человек, но не говорите мне про эти болотные бредни. Какая вечная жизнь?! – И вновь сорвался: – Вот она, вот – вечная жизнь! – и даже склонился вперёд, тыча рукой в могилу. Загляните туда – там вечная жизнь, копошение червей!
Наташа промолчала, невольно вспомнив: не мечи бисера… А он гневно торжествующе смотрел на неё, полагая, что вот так-то – и сказать нечего. Он выжидал, может быть долгую минуту, и всё это время повторял мысленно: «Вот сейчас поднимусь и уйду – навсегда». Однако не уходил. Наконец Наташа воздела на него взгляд и снисходительно улыбнулась: