– За дочь я спокойна – мы ведь сроду православные… И что ты квелый, простым глазом видать, а уж что внутрях болит, то одному Богу дано знать. Да только теперь чаще чернобыльская болезнь пошла. Ну, да то ли еще учинят… А что ты ищешь от неё – не ведаю. Может, просветишь?
Помолчали. Налили в чашки чай – горячий, минутку повременить. Этой минуткой и воспользовался Щербатов:
– За дочь, Анна, не беспокойся – факт… Болезнь во мне действительно чернобыльская – вот я и бегу от неё, да только убегать некуда и не успеваю.
И сник Щербатов, нахмурился. И она конечно же заметила это…
– А что я ищу от неё, понятия не имею. Наверно, откровенного человеческого отношения.
– У нас в таком разе говаривали: погреться возле доброй души. Такое не возбраняется, напротив, отказать страждущему в таком разе нельзя никак…
– Сейчас, может, и поеду в библиотеку послушать её доклад. – Это уже была заявка для побега. Анна Ивановна добродушно усмехнулась:
– Чаю, и свои-то доклады надоели до не могу!
– Это уж точно так…
– А я ведь у тебя, Пётр Константинович, однакожды на приёме была – из безвыходности. Лет уж пять или боле. Инфаркт я тогда одолела. Туточки вот и задыхалась зимой… Записалась, отстояла, вошла, ты лютый почему-то, по кабинету как тигра… Говорю, вдова я, с дочерью, в полуподвале живём – помоги, ежели хочешь. Нет фонда, – говоришь из-за стола, – по месту работы вставайте на очередь… Давно встали, да так до сих пор и стоим, не сдвинулись, – заключила Анна.
Для него всё это было понятно, так вечно – до третейского. Только тогда и может сдвинуться.
– Я, мил человек, не прошу помощи, но подскажи – как быть? Или уж и не шевелиться.
– При капитализме иначе и не получится… Что посоветовать – не знаю. Если выйду на службу – тогда можно подумать…
– Ну и так ладно. Давай-ка ещё по чашечке. Чаёк-то скусный…
Пили чай молча. Щербатов расслабился. Как будто и напоминания о болезни отступили. Пощупал карман – здесь ли таблетки. Вот и хорошо – не забыл. И вновь вспомнилось кладбище – и Наташа на шаткой скамеечке… И он спросил:
– А мужа давно ли схоронила?
– Давно, до без памяти давно…
– Болел?
– Сначала-то не болел. А тут такая ли оказия накатилась. Не дай-то бог кому другому.
– Что так? – с механическим безразличием спросил Щербатов.
– Не бай-ка, Пётр Константинович, как хошь поверни, одно беда – порешил человека.