Она никого из них не любила, просто позволяла любить себя. Их у неё было много. И чтобы не путаться в именах она просто звала их всех «Милый». С одной стороны, звучало без притворной слюнявости в отличие от «Масиков» и «Зай», но в то же время с теплотой и лёгкой снисходительностью. От этого её мужчины ещё больше чувствовали потребность в подчинении. Банкиры забывали про деньги, пилоты про расписания, актёры про роли, клерки про офисные компьютеры. Для одних она становилась музой, другим служила утешением, третьим дарила надежду. Кого-то она забывала совсем, но её – никто. Точнее не её, а то, что она им дарила – то невероятное ощущение, которое сдавливало грудь и, казалось бы, мешало дышать, но так сладко, что хотелось умереть от счастья.
Она забыла, сколько ей было лет, может двадцать, а может пятьдесят. А раз не помнила, значит, каждый видел в ней тот возраст, который хотел. Ещё она видела в своих мужчинах те переживания, которые вызывала. Понимала их. Но всегда уходила. Потому что никогда не чувствовала ничего подобного по отношению к ним. И это понимание её пугало. Иногда она очень хотела, чтобы кто-нибудь пробудил в ней хоть что-то похожее тому блеску, который она видела в глазах своих любовников, но увы… Она поначалу завидовала своим мужчинам, потом откровенно злилась на них, потом отчаивалась. В последнее время она стала носить только чёрные парики, и даже ложилась в них спать, чтобы вечером не видеть настоящий цвет своих волос. Чтобы не оставаться наедине со своей пустотой – красивой, но бездонной, а потому невыносимо тяжёлой и угнетающей.
Женщина не помнила, когда к ней пришла первая мысль о том, чтобы умереть поскорее. Но когда эта мысль пришла, она, словно поселилась в ней и пустила корни. Теперь всё её тело и душа, и даже бесконечная пустота внутри, были заполнены корнями этой мысли, листами и соцветиями.
Наконец, наполнившись тоской по отсутствию собственных чувств, в тот вечер она поменяла парик. Надела молочно-белый. Она стала на краю дороги, где машины разгонялись до восьмидесяти километров в час. Стояла, чтобы броситься под задние колёса какой-нибудь «Газели». Под задние – для того, чтобы водителя не обвинили в её смерти. Она и так уже натоптала грязью в этом мире. По крайней мере, ей так казалось или хотелось, чтобы так было. То горе, что вмещалось внутри неё самой, её почти уже не беспокоило, так как она посчитала, что решение принято. Оставалось просто подождать нужный автомобиль.