Я их даже очень жалела всегда, правда-правда, сочувствовала умом и душой. А на деле, как нарочно, беспрерывно подливала масло в огонь вот уже несколько лет не затухающей зависти, почти ежедневно опаздывая на работу. Да притом еще ухитрялась это делать не один, а два раза в день: утром и после обеда, так как не могла отказаться от детской привычки к дневному сну. Забегу, бывало, домой, пообедаю и минуточек на пять-десять прикладываюсь к подушке, каждый раз в святой уверенности, что ни на миг больше. В результате со мной перестали разговаривать, меня нарочито не замечали, терпя мое присутствие как нечто неизбежное, хотя и в высшей степени неприятное, с чем бороться бессмысленно. Как, скажем, пресловутую озоновую дыру, или низкую зарплату, или отсутствие в жизни чего-то большого и светлого, ради чего вообще стоило бы жить и мучиться.
Это был бойкот. Я стала персоной нон грата и могла спокойно спать в любое время суток сколько заблагорассудится, чтобы уж соответствовать своему статусу в полной мере. Однако вышло все как раз наоборот, в связи с тем, что вдруг одновременно на меня напала бессонница, я села на специальную полуголодную диету и перестала ходить домой обедать и, наконец, в нашей служебной обители, чего давно уже не бывало, появилось новое лицо – Алешка.
Алешка. Странное это создание, с первого взгляда не разбери что: мальчик или девочка, юное или вечнозеленое, умное или как пробка, – оно прибилось ко мне, как наугад брошенная палка к случайному берегу. А прибившись, прилипло, приклеилось намертво.
Она таскалась за мной неотвязно. Даже в туалет я теперь не ходила одна, рядом за перегородочкой кряхтела Алешка. А если я оставалась ночевать у кого-нибудь из своих многочисленных партнеров или принимала кого-то из них у себя, тут же рядышком болталась и Алешка. Она бродила, как сомнамбула, по чужой или по моей квартире и могла возникнуть в любой точке и в любой не предназначенный для посторонних контактов момент. Длинная, тощая, сутулая, она могла крючком нависнуть над моим трясущимся в любовной лихорадке телом и, невзирая на столь пикантное обстоятельство, бесстрастно протянуть мне гомеопатические пилюли, которые, согласно предписанию врача, мне следовало принимать строго по часам, а стало быть, по Алешкиному разумению, именно в эту минуту.