А мы с Тиной, выходит, не люди.
Нелюди, значит?
Как страшно, Господи!
У меня никого нет роднее ее, Тины, моей сестры. Никого. Абсолютно никого нет, без всяких сравнительных степеней – только она, родная сестра. Все остальные – чужие, не по крови, конечно, это не главный признак, а вообще. Отношения такие неопределенные, эфемерные, даже не отношения, а – слова поточнее не подберу – контакты, может быть?
Одного я люблю, во всяком случае, он вызывает у меня щемящую нежность, сродни жалости, хотя почему жалость, откуда – понять не могу. И все в нем кажется своим, не вызывающим брезгливости, не требующим преодоления внутри себя какого-то препятствия – обнимаю его, будто дитя свое, которого у меня не было, а он тихонько хнычет, жалуется на свою жизнь, скулит от удовольствия, наверное, и от предстоящего расставания. Неизбежного. И, может быть, окончательного. Уже сколько раз прощались навсегда, странно, что сердце еще трепещет.
Другого – когда-то любила, его, его одного, казалось, такое не повторится никогда, – повторяется, однако. Все повторяется до поры, не точь-в-точь, конечно, но вариации на главную тему – повторяются. Если бы могла выбирать – пусть уж лучше тот, которого любила, с ним мне спокойнее, с ним я уже все пережила – ничего не боюсь. С ним – все в прошлом, даже если он – в настоящем.
А впрочем, все это умозрительные построения: один – то, другой – это. Ни того, ни другого у меня нет, они у меня бывают. Существенная разница – смысл почти противоположный: есть – это определенность обладания, бывает – неопределенность присутствия.
А все остальные – вовсе ничто, одно сплошное вожделение, всеми шестью чувствами осознаю – ничего больше. Но мне этого не надо – вот так, в бесстыдной наготе, без всякой упаковки.
Одна Тина только и есть у меня, родная кровиночка.
Но я ее ненавижу!
Ни к кому не испытываю такого испепеляющего чувства, лишающего меня жизненной силы, не в переносном, а в самом прямом смысле. После каждого очередного приступа кажется – все, на сей раз не восстановлюсь, не сумею, все животворящее ушло на бессмысленную и бесплодную борьбу с этой любовью-ненавистью к Тине. Только к ней, ни к кому больше. Никогда.
Может быть, потому, что она у меня есть всегда. Я родилась – а она уже была, моя старшая сестра, тут как тут – из коляски пыталась выкинуть, глаза пальчиком выковырять. Ревновала страшно, плакала, на пол бросалась, умоляя маму не брать меня на руки, не кормить, выбросить в окно, чтобы все стало как прежде, без меня: только она – маленькая дочурочка, долгожданная, поздняя и