С полчаса он пробовал работать с фоном. Сделал подмалевок, начал прорабатывать… и почти сразу понял, что «не зашло». Тщательно вымыл кисти. Немного подумал и начал одеваться.
На улице окончательно стемнело. Дождь стучал по капюшону, непонятным образом просачивался за воротник, и очередная футболка делалась все более мокрой. Нужен огонь, тепло, гул голосов, может быть музыка и живые люди. Благодушные, расслабленные выпивкой и общением. Обязательно незнакомые, которым нет до него дела.
Он дошел до соседней улицы, свернул направо, миновал моргающую светодиодами витрину с огромной пенной кружкой и надписью «Воблянка» наискосок. Кабак, неизменно именуемый приятелями «Подлянкой». Где-то там, в недрах, нажирается интеллектуальная элита в лице талантливых айтишников и неплохих мужиков, Буза, Тохи и Витка.
Поворот налево, пересечь бульвар, нырнуть в подворотню. Тусклый фонарь над входом, никакой вывески, узкая лесенка вниз. Массивные деревянные балки, дубовые бочки вдоль кирпичных стен. Барная стойка из половины ствола какого-то экзотического, искривленного, небрежно ошкуренного растения. Заведение именуется «Два подвала», и знает о нем далеко не каждый.
Дальний зал с камином, небольшой квадратный стол в углу под низким сводчатым потолком. Свеча под стеклом, теплые отсветы, тихий джаз.
Он почти физически ощущал, как тает стянувшая его корка льда, как расслабляются мышцы. Одно плохо, передышка будет короткой. Как только организм хоть немного придет в себя, его скрутит с новой силой.
Пиво в таком состоянии нельзя. Колу тем более. Он попросил борщ. Ел мелкими порциями, машинально прислушиваясь к разговорам вокруг. Беззвучно постанывая и прикрывая глаза от наслаждения.
Тарелка еще не опустела, а его уже начало забирать. Расплатившись, он вернулся под дождь и побежал, хлюпая по лужам окончательно размокшими кроссовками. Сначала быстро, затем медленнее – давала о себе знать многодневная усталость.
Мимоходом вспомнил, как Челентано в «Укрощении» рубил дрова и криво усмехнулся.