Тогда было созвано собрание, в котором участвовали эти союзники вместе с аргивянами. Алкивиад горячо доказывал, что недавнее перемирие с лакедемонянами недействительно, поскольку оно было заключено без ведома всех союзников, в явное нарушение условий союза. Поэтому он призвал их немедленно возобновить военные действия вместе с подкреплением, прибывшим вовремя. Его речь так убедила собрание, что мантинейцы и элейцы сразу согласились присоединиться к нему в походе против аркадского города Орхомена; аргивяне, хотя сначала и колебались, вскоре последовали за ними.
Орхомен был важным пунктом не только потому, что его земли граничили с Мантинеей с севера, но и потому, что лакедемоняне оставили там заложников, взятых из аркадских городов и деревень в обеспечение верности. Однако его стены находились в плохом состоянии, и после недолгого сопротивления жители капитулировали. Они согласились стать союзниками Мантинеи, дать заложников в подтверждение верности этому союзу и выдать заложников, оставленных у них Спартой. [107]
Воодушевлённые первым успехом, союзники обсуждали, что предпринять дальше: элейцы настойчиво предлагали идти на Лепрей, а мантинейцы стремились атаковать своего врага и соседа – Тегею. Аргивяне и афиняне [стр. 76] предпочли последнее, несравненно более важное предприятие. Но элейцы, возмущённые отказом от их предложения, покинули войско и ушли домой.
Несмотря на их уход, оставшиеся союзники продолжили действовать вместе у Мантинеи, готовя нападение на Тегею, где у них была сильная партия сторонников, уже разработавшая план и готовившаяся провозгласить отложение города от Спарты. [108] Однако филолаконские тегейцы спасли положение, отправив срочное послание в Спарту и получив быструю помощь.
Лакедемоняне, возмущённые известием о сдаче Орхомена, вновь излили свой гнев на Агиса, угрожая ему суровым наказанием: разрушением его дома и штрафом в сто тысяч драхм (около двадцати семи с двумя третями аттических талантов). Он умолял дать ему возможность искупить свою плохую репутацию каким-либо смелым поступком, обещая, что если не сможет, то пусть его накажут как угодно. Штраф был отменён, но власть царя впервые в спартанской конституции была ограничена: теперь он не мог вести войско единолично – для этого требовалось согласие совета из десяти человек. [109]