– И… – говорю, жуя, – видела какого-то нового парня. Он теперь, по ходу, у соседей живёт. Такой… высокий, волосы чёрные, очки, татуировки. Выглядел… странно. В хорошем смысле. Внимательный взгляд, будто сразу всё просканировал.
– О! – бабушка моментально оживляется. – Парень, говоришь?
– Я просто мимо прошла, – поднимаю руки. – Не начинай. Ни с кем я встречаться не собираюсь, честно.
– Вот и правильно. А то сейчас эти ваши мальчики… с интернетами да психологами. А ты, Ася, знай – бабушка плохого не посоветует.
Я смотрю на неё с опаской.
– Сейчас будет лекция?
– Слушай внимательно, пока не забыла. Первое: при парне не болтай как радио. Мужчины любят, чтоб их слушали, даже если несут пургу. Кивай, улыбайся, и пусть думает, что у него Нобелевская речь.
– Ага, если он начнёт обсуждать биткойны и фермерство, я, значит, киваю, как пёсик в машине?
– Во-от! Второе: юбочку надень. Эти твои штаны – ну как у сварщика. Пусть видит, что ты девочка, а не тракторист.
– Спасибо, бабуль. Самооценка просто в потолок.
– Третье: не ржи. Смейся тихонько, загадочно. Женщина должна быть, как… как варенье в закрытой банке. Сладкая, но доступ только у избранных.
Я не выдерживаю и фыркаю.
– И что, это работает?
– А как ты думаешь, почему твой дед за мной бегал целое лето, а потом ещё пятьдесят лет не отпускал?
– Может, потому что ты вкусно готовишь?
– И это тоже. Но главное – я была скромная. Скромность – она как магия. Редкая нынче штука.
– Хорошо, я всё запомню. Не буду вареньем из банки, буду хотя бы чайником с крышкой, – улыбаюсь. – Но, правда, сейчас я не в том настроении, чтобы кого-то искать. Я сюда дышать приехала. И забыться.
Бабушка вдруг смотрит мягко.
– Знаешь, Ась, ты не спеши. Весна ведь только началась. Всё только начинается.
Я допиваю компот, смотрю в окно – за ним сад, в яблонях уже трепещут зелёные листья, и солнце садится медленно, будто и правда никто никуда не торопится.
Глава 3: Ничего не происходит
Ничего не происходит.
И вроде это хорошо. А вроде – от этого становится тревожно.
Дни тянутся один за другим, как мед в чайной ложке: тягучие, солнечные, почти одинаковые. Я просыпаюсь рано, потому что бабушка не признаёт «долго лежать». У неё на это есть особый взгляд – не осуждающий, но такой, что сразу чувствуешь себя лентяйкой века.
С утра на кухне пахнет печёными пирогами. Бабушка лепит их как автомат – с картошкой, капустой, иногда с вишней, если нашла замороженные. Я сижу за столом, облокотившись на локоть, пью сладкий чай и просто… смотрю. Как движется её рука, как она иногда поёт себе под нос, как улыбается, когда мука летит вверх, будто снег. Это всё – тихое, домашнее кино. И я его люблю.