Я вдохнул, и в этом вдохе, будто в огне, вспыхнуло её лицо. Вероника. Не живая. Не спящая. Мёртвая. В её глазах не было страха. Там было знание. Прощение за грех, который я ещё даже не успел совершить.
Я вскочил, срывая одеяло, словно оно удерживало меня в этом кошмаре. Сердце било в груди безумным молотом, голова готова была расколоться.
– Да сколько это будет продолжаться?! – сорвался я на крик, и мой голос утонул в мягкой, удушающей тишине, словно стены проглотили его, не оставив ни эха, ни следа.
Я метался по комнате, хватаясь за голову, будто мог вытащить из неё это безумие руками. Тело трясло. Я был похож на загнанное животное, которое сто раз убивали, а потом отпускали только для того, чтобы снова видеть, как оно умирает.
И тогда я увидел его.
Дневник.
Он лежал на столе, как метка, как проклятие, как портал, распахнутый прямо в бездну. Как демон, что притворился книгой.
Я бросился к нему, схватил его дрожащими пальцами, не раздумывая, не осознавая, будто подчиняясь команде, вложенной в самое сердце.
Спирт. Лак. Дезодорант. Всё, что могло гореть, я свалил в одну кастрюлю и поджёг.
Пламя взвилось сразу, сорвавшись вверх, чёрное, шипящее, жадное. Дым заволок комнату, треск разносился по стенам, а страницы дневника чернели и изгибались, словно крылья мёртвых птиц.
Я стоял и смотрел, как всё это горело. Как исчезали буквы, слова, судьбы. Как истлевали целые миры.
Я слышал их крики сквозь треск огня. Это были не слова. Это были стоны. Энергии. Фантомы всех тех жизней, что я прожил и утратил.
Каждая буква – крик.
Каждая строчка – смерть.
Но пламя не принесло облегчения.
Ничего не изменилось.
Боль осталась.
Вина осталась.
И я остался – сосудом для всего того, что не сгорело в огне.
Я открыл балкон. Шестой этаж. Ветер ударил в лицо, как пощёчина.
Внизу – огни машин, движение. Люди. Жизнь.
А здесь, в этом теле, в этой голове – только бесконечный кошмар, из которого нет выхода.
– Если это реальность… если это моя последняя жизнь… пусть она закончится здесь.
Я встал на край.
Ветер бил в лицо, обжигая кожу. Полотенце соскользнуло с плеч. Я был босой. Холодно. Но это уже ничего не значило.
Я уже не думал.
Не боялся.
Ничего.
Боялся только одного: что вдруг опять проснусь.
Что снова окажусь в ловушке между мирами, среди голосов, теней и боли.
Я устал.