Дед услышал скрип снега под несколькими парами ног и зачесал бороду, размышляя, радоваться ему постояльцам или быть недовольным. О том, что расселяют эвакуированных, Алтан сказала ему вчера поздно вечером. И прибавила, что сама выбрала семью на подселение.
– А что ж ты меня, хозяина, не спросила, прежде чем приводить в дом гнатых? – попробовал было возмутиться дед, но Алтан только фыркнула в ответ.
«Гнатыми» он называл всех без разбору чужаков, оказавшихся на острове. Ими были спецпоселенцы, за которыми следила комендатура, зеки, работавшие на лагерном рыбзаводе, а теперь ещё и убежавшие от войны.
О войне он узнал, когда в сентябре вернулся в посёлок с лесных заготовок: там, в сосновых борах и кедровниках, отделённых от деревень проплешинами солончаков, он вместе с десятком колхозных баб и ребятишек прожил два летних месяца, заготавливая ягоду, грибы, корни и травы, срезая бересту и присматриваясь к близкому кедровому урожаю. Жили в лесу безвылазно, работали с восхода и приходили к балаганам с полными корзинами и заплечными коробами. Сбор сразу обрабатывали, по большей части сушили, а бруснику, которой уродилась громада, ссыпали в сусеки, – девать её было больше некуда. Работа эта считалась у колхозного начальства баловством, и отчасти это было правдой. Ставить неводы, выводить рыбу на берег было трудом даже по мужицким меркам тяжким и сложным, и всякая работа в сравнении с рыбацким промыслом казалась бабьей.
Придя в посёлок с подводами заготовленного добра и узнав о случившейся беде, Баир ушёл в тяжкие раздумья о будущем, которое рисовалось теперь уже окончательно мрачным. И так колхоз этот треклятый все жилы из них вытянул, а нынче и вовсе загонит под камень у Шаман-горы.
Сейчас и подселенцами колхоз наградил. Понимая, что от гнатых не освободиться, Баир решил занять выжидательную позицию, – авось, думалось ему, как-нибудь наладятся дела.
ХХХ
Алтан вошла в дом, обернулась и, увидев, что мы топчемся в нерешительности в дверях, затолкнула нас в горницу, где грохотал простуженным голосом дед.
Он молча оглядел нас. Мама под его взглядом совсем смутилась, не зная, о чём говорить, а дед, поняв это, неожиданно смилостивился и заговорил первым:
– Чего испугались? Не съем я вас. Проходите, верхнее снимайте, сейчас перекусим и поговорим. Как тебя зовут, молодая?