10
НАД ЗЕМЛЁЙ
Над землёй летит неясыть,
а зачем летит – неясно.
Может, пищу в небе ищет
или для сугубо хищных
стать сама стремится пищей.
Слышен крик её тоскливый,
явь дробится в темпе vivo,
ветер шквалом перья хлещет,
и из верхней тверди трещин
сущее ей в очи плещет.
Чётко видно взглядом снизу,
как вверху на фоне сизом
разверзается бойницей
дырка в небе в форме птицы
и не может с небом слиться.
Мне бы взвиться так совою,
захватив весь мир с собою,
чтобы сквозь пустое тело,
словно в окуляр прицела,
око Бога бы глядело.
11
МОНОЛОГ ГАМЛЕТА (АПОКРИФ)
Горацио, бездельник, отчего ты
не держишь меня сзади за подтяжки?
Ещё секунда, и того, кто с фляжкой,
схвачу, стащу расшитые кюлоты
и накажу с оттяжкою, не глядя,
что он мой дядя.
Во фляжке – яд, мой друг, который в уши
вливает он под видом отипакса –
так мой отец, руководитель датский,
от лжелекарства отдал Богу душу,
и ядерный секретный чемоданчик
теперь утрачен.
Горацио, клянусь, не будь я принцем,
за всё сполна я рассчитаюсь с дядей.
Не самых честных правил дядя Клавдий,
ведь, говорят, развёл полоний в шприце
наш мастер похоронных церемоний
старик Полоний.
И что за прок в товарищах неверных,
с которыми был вынужден расстаться?
Ничуть не жаль шлемазла Розенкранца,
не жаль жидомасона Гильденстерна.
Лишь ты, Горацио, доверия достоин –
mein lieber Freund.
Прости, Офелия, безумная подруга,
и не грусти, дитя, на одре смерти
ты о Тибальте… тьфу ты, о Лаэрте –
я вам обоим оказал услугу:
вас ждёт давно в Небесном Эльсиноре
наш бедный Йорик.
Засим скажи-ка, дядя, ведь недаром
в смертоубийстве мы дошли до точки
и вознесли шекспировские строчки
на самый апогей репертуара,
чтоб удалась итоговая фраза
у Фортинбраса.
12
Начинается утро.
Осветитель театра абсурда
покрывает линейки паркета
геометрией света.
Хобот улицы жадно
пьёт густую настойку парадных,
и коробится кровля на крышах
от слоновьей отрыжки.
Сон был тот же, и даже
в пробуждении поза всё та же –
так лежит сорок лет на асфальте
кем-то скомканный фантик.
Снится тёмная гавань,
борт с названием «Акутагава»
и другой, проплывающий мимо –
он зовётся «Мисима».
Говорят, от всех бедствий
есть одно безотказное средство:
не петля, не укол, не таблетка –
выстрел, сделанный метко.
Только я не романтик –
просто замер, как скомканный фантик,
после утр восемнадцати тысяч.
Эти цифры бы высечь.
13
СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК
Бабушка рассказывала мне,