Об исполнении доложить - страница 34

Шрифт
Интервал


Засвистел перепел, я отозвался. Подъехал Леня.

– Садись верхом сзади меня, до Карачуновской балки – верст двадцать. Надежда Степановна уже ждет. Все выспрашивает, какой ты: стар или так себе, какие глаза, какого роста. Говорю: «Что вам от его роста и глаз?» Не соглашается: «В моем заячьем положении, Леня, ничем пренебрегать не приходится».

Кобыла была крепкая, с широким крупом. Зная, что ехать двоим, конник вместо седла взял кошму и закрепил ее подпругами.

Чоновцы, конечно, знали, что основная база Чухлая в Карачуновской балке. Леса там дремучие, и пятьдесят, и шестьдесят верст будешь идти, а перед тобою все чаща. Только в старом сосновом бору чуть посвободнее: сосна не выносит тесноты.

Мы раза два пробовали накрыть банду на основной базе, но нам это не удавалось. В густом лесу, где порою всадник вынужден спешиваться, чоновцы оказывались в самом невыгодном положении. Нас брали на мушку из-за каждого куста, а мы не видели противника. Отряд нес тяжелые потери, банда легко уходила.

В хуторок Лесной, где в старое время размещалось лесничество, мы с Леней прибыли за полночь – голосили побудку первые петухи. В нескольких добротных хатах, рубленных непривычно для Донбасса из бревен, все спали, и только в крайней за плотными ставнями жил огонек.

Надежда Швайко встретила гостей на крыльце.

– Ох, – вздохнула она с облегчением, – страху-то натерпелась. И чего, дура, покликала сюда, выехала бы сама навстречу.

Вблизи я видел ее впервые. Несколько раз доводилось встречать в бою. Но разве там рассмотришь человека? Счет идет на доли секунды, зазевался – и ссадили шашкой с коня. Надежда одевалась хлопцем: шапка-кубанка из серого каракуля, короткая куртка, по краям отороченная тем же серым каракулем, кавалерийские галифе. А в хате передо мною стояла милая, чуточку смущенная женщина в длинном, до пола, модном в те годы темном платье. И это платье делало всю ее ладную фигуру еще более статной, даже величественной. Беременность округлила плечи, сделала плавными движения. Развязав «узелок», Надежда выкладывала из него деревенскую снедь, переданную матерью, а я старательно перечислял имена родственников, приславших поклоны. Она слушала, потом удивилась:

– Як же ты их запомнил, не перепутал?

Надежда оказалась хлебосольной хозяйкой, выставила на стол все, что у нее было. Налила в стаканы вино.