– И рядить будем, и судить будем, уж так это черное дело не обойдется. А пока на всякий случай сдай-ка ты оружие, – потребовал оперуполномоченный. А когда мой наган очутился в его руках, сказал: – Ты Караулова послал на верную гибель. Был в логове банды, а родственные чувства помешали тебе трезво оценить оперативную обстановку.
– Не родственные!
Но тут я невольно вспомнил, какое впечатление на меня произвел рассказ Черногуза о гибели моего отца. Конечно, я тогда расчувствовался, раскис, как хлебный мякиш в теплой воде. Даже без слов оперуполномоченного во мне росло чувство вины за гибель Караулова. Теперь это чувство обострилось. Моя поездка к Надежде была абсолютно непродуманной, неподготовленной операцией. Но там действовали двое наших: опытнейший чекист Савон Илларионович и храбрый паренек Леня. Их опыта и храбрости оказалось недостаточно. А отправляя в банду Караулова, мы полностью положились на Черногуза. Но если подойти к случившемуся по-чекистски, имели ли мы право на такую отчаянную доверчивость? Тогда, когда пришло известие о гибели Караулова, я уже сам во всем сомневался. И если бы в то время надо мною состоялся суд, я бы признался: «Да, виновен!»
И выходило, что оперуполномоченный прав. Шла отчаянная классовая борьба, враг выступал с оружием в руках, и в этой борьбе гибли порою лучшие из лучших, самые сознательные, самые преданные. Мы хоронили погибших, нарекали их героями. Но это не возвращало их к жизни.
Лишь на пятые сутки посты сообщили: «Банда выходит из леса. При полном вооружении. Иван Евдокимович с ними».
Караулов гарцевал на своем знаменитом донском иноходце. Привел людей на площадь села, где размещался штаб чоновского отряда, подал команду спешиться.
– Равняйсь, – прокатился его бас. – Смирно! Коней – к коновязи! Оружие положить на землю перед собою. Пройти регистрацию – и по домам!
Но эта радость встречи с сивым Карауловым была омрачена большой трагедией: погибли Савон Илларионович и наш песенник Леня Соловей.
При Чухлае появился один из бандитов, случайно уцелевший при разгроме «войска» батьки Барвинка, хозяйничавшего года два на Житомирщине и Волыни. Увидел он Савона Илларионовича, говорит Чухлаю:
– Дюже подозрительный дедок. Смахивает на знакомого чекиста. Только тот ходил бритым.
Сняли седую бороду с Кряжа, и сразу он перестал быть ветхозаветным стариком. Бандит опознал чекиста: