При виде всей этой заботы о вчерашних бандитах, которые прямо или косвенно виновны в смерти Савона Илларионовича, Лени Соловья и многих других, у меня возникло недоброе чувство: «Какие люди погибли, а эта сволочь осталась в живых и будет пользоваться плодами нашей победы».
К вечеру приехали родственники Лени Соловья, привезли ходатайство: Ивановский сельсовет просил похоронить героев у них в селе, на площади.
Стали готовить в последний путь наших боевых побратимов.
Сбившиеся с ног от нахлынувших хлопот, мы с Иваном Евдокимовичем в тот вечер что-то проморгали, недоучли. Ночью бежал из-под ареста Чухлай. Часовой, охранявший добротный кирпичный сарай местного попа, в котором содержался бандит, оказался оглушенным. Когда пришла смена, бедняга лежал на пороге перед распахнутой дверью.
Пеленгаторы дают первый адрес
Прошло без малого девятнадцать лет. За это время Надежду я не встречал. Но иногда вспоминал, когда речь заходила о чоновском отряде Ивана Караулова.
По насмешливым репликам, которыми Надежда встретила нас с капитаном Копейкой, можно было судить, что характер у нее не изменился.
Подошла, поздоровалась со мною за руку.
– Садись, сестренка, поближе, – приглашаю ее. – Расскажи про свое житье-бытье.
– А кто будет отрабатывать за меня на окопах урок?
– Коллективно поможем.
Мы отошли чуть в сторону от машины и присели на реденькую, но сочную траву. Я с любопытством рассматривал Надежду.
– Выглядишь ты, сестренка, – влюбиться можно. А жизнь твоя, как свидетельствуют глаза, не из веселых.
Она вздохнула:
– Угадал… И тогда угадал, и сейчас. Наверное, все по той же специальности? Судить по костюму – инженер, а Игорь Александрович возит тебя на машине. Должно быть, ты в большие начальники выбился?
Я улыбнулся и в тон ей ответил:
– Фамилию, сестренка, ты сменила. А помнится, Чухлай для тебя весь белый свет застил собою.
Надежда сорвала душистую травинку, стала разминать ее в пальцах.
– За давностью не должны бы судить… Признаюсь тебе первому, это я тогда освободила Чухлая.
«Разыгрывает!» – была первая моя реакция на ее слова. Но она как-то вся съежилась, напряглась, словно в ожидании неминуемого удара. Нижняя губа мелко подрагивала. Чтобы унять эту дрожь, Надежда закусила губу. Глаза повлажнели, стали еще более черными. И во мне родилось страстное желание крикнуть на всю округу: «Это после того, как он тебя изувечил!» Только профессиональная привычка владеть собою помогла мне промолчать.