– *Всего лишь… поделиться.*
На столе возник пергамент, испещрённый письменами цвета запёкшейся крови.
– *Одна подпись – и её слава станет твоей. Её дыхание – твоим. Её годы…* – тень коснулась стекла, и отражение Элизы помолодело: кожа налилась персиковой свежестью, губы стали алыми, глаза – глубокими, как ночное море.
Элиза ахнула, потянувшись к видению. Но стоило ей отвести взгляд от зеркала, как её лицо вновь уставилось на неё с туалетного столика – усталое, с синяками под глазами.
– *Выбирай,* – прошипела тень. – *Стать легендой… или стать прахом.*
За дверью раздался смех – серебристый, победный. Виолетта проходила мимо, окружённая свитой. Её голос звенел:
– *О, я просто живу ролью!*
Элиза взглянула на пергамент. Чернила пульсировали, словно вены под кожей.
– **Что будет с ней?**
– *То, что должно случиться со всеми, кто встанет на твоём пути.*
Побег плюща сжался, впиваясь шипами в кисть. Боль пронзила руку, но Элиза не отдернула пальцы. Где-то в глубине, под рёбрами, шевельнулось давно забытое чувство – голод.
– **Да.**
Кровь выступила на кончике указательного пальца, сверкая неестественным багровым блеском. Подпись, капля крови легла на пергамент, вспыхнув синим пламенем.
В гримёрке Виолетты кто-то вскрикнул. Зеркало показало, как девушка роняет зеркальце, глядя на внезапно проступившую морщинку у рта.
– *Начинается,* – прошептала тень, тая.
Элиза повернулась к своему отражению. В стекле сияла она – ослепительная, вечная. Но на краю рамы, там, где золото встречалось с тенью, ползла тонкая трещина. Из неё сочилась чёрная капля.
Где-то далеко, под землёй, захлопнулась крышка сундука.
**Глава 2: Кровавые аплодисменты**
**Первая жертва пахла жасмином и страхом.**
Виолетта Лорен лежала на кушетке в своей гримёрке, обхватив руками живот. Её лицо, ещё утром сиявшее румянцем, теперь было цвета восковой свечи. Врач театра щупал пульс, бормоча что-то о «нервном истощении», но Элиза, наблюдающая через щель в двери, знала правду.
– *У меня репетиция через час,* – голос Виолетты дрожал, как струна перед обрывом. – *Я должна…*
Она закашлялась, и в платок, прижатый к губам, впилась ржавая звезда. Элиза отшатнулась, прижимая ладонь к своему лицу – гладкому, упругому, дышащему силой. Но под кожей что-то шевелилось.
Зеркало ждало её в гримёрке. Сегодня его поверхность напоминала ртуть – тяжёлую, ядовитую.