Мама… Как она? Что с ней? Жива ли? Если жива, то обязательно думает обо мне и молится за всех нас. В отличие от меня, у которой было отобрано это право, ей есть куда в молитве направить свои мысли. Даже в тяжелые 30-е, когда из населения, угрозами и репрессиями пытались вытравить возможность поговорить со Всевышним, она сохранила веру, малодушно не отказавшись от нее. А мы, более молодые, были воспитаны на идеалах коммунизма, в основе которого лежали гуманистические идеи равенства, братства и помощи ближнему, при близком рассмотрении очень похожие на заложенные в Библии заветы. И все же мы были ориентированы только на материалистический мир, а, значит, не имели права обратить свои мысли к духовным религиозным началам. Поэтому сейчас, в этом холодном, переполненном товарном вагоне, как никогда, я ощущала свое одиночество – духовное одиночество и невозможность воспарить ввысь над этим кошмаром.
Мне вспомнилось, как однажды руководители нашей местной ячейки коммунистической партии, не имея возможности повлиять на мою мать, обратились ко мне, комсомолке, с просьбой провести, так сказать, разъяснительную работу. И, что самое ужасное, я согласилась, хотя заранее знала: если уж авторитетные убеждения агитаторов не возымели на нее действие, то слова дочери-подростка и вовсе будут пропущены мимо ушей.
Как сейчас помню этот день. Я пришла со школы и пригласила ее пройти в кухню, где за круглым столом мы обычно собирались всей семьей: обсуждали планы, делились новостями и просто говорили по душам.
– Мама, – обратилась я к ней. – У меня к тебе есть серьезный разговор.
– Про що?13 – спросила заинтригованная мама.
– На собрании комсомольской организации мы обсуждали тлетворное влияние религии на человека, «опиума для народа». И мне поручено поговорить с тобой об этом, как с человеком, который все еще придерживается пережитков прошлого, – убежденно закончила я, цитируя затверженные коммунистические постулаты и с интересом наблюдая, как на мамином лице появляется не возмущенное, а скорее насмешливое выражение.
Так, значит, не отругают, но и спасу не жди.
– И хто це у нас такий розумний дітей до батьків посилати? – сказала она, распаляясь. – Знайшлися розумники. Господа!14
Ох, лучше б молчала. Когда кто-то доводил ее до белого каления, как я в тот день разговорами о религии, она всегда говорила «господа». Для нее это было самое уничижительное слово, высшее оскорбление. Наверное, она произносила его в память о досоциалистических временах, которые помнила, а не изучала по учебникам. И тогда в народе «господ», действительно, недолюбливали. Дальше было высказано несколько ядреных малоросских поговорок, повторить которые… совестно. Больше религиозную тему я не поднимала – себе дороже. И пусть мне тогда изрядно досталось, сегодня я вспоминала этот случай с улыбкой. Даже в такой ситуации было столько родного, домашнего,