Именно во время пребывания в Италии философ создал свои самые известные произведения, среди которых «Весёлая наука», «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Ecce Homo».
Характеризуя итальянские паломничества Ницше, автор без всякого преувеличения отмечает их судьбоносный для философа характер:
Перед нами последний пророк Европы, столь безнадежно омертвевшей для лирики за годы войны. Его путь – из Сорренто в Венецию, из Генуи в Портофино, из Сильс-Марии в Чезе, с остановкой чуть позже в Турине – знаменует собой прощальное странствие поэта, страстно привязанного к вершинам и безднам человеческого духа.
Однако дух этого «властителя мысли» осеняла ещё одна «первородная стихия» – музыка, без которой он вряд ли справился бы со своей жизненной задачей. Ибо вся философия для Ницше – это череда событий души, и только музыка, по его признанию, предлагает восхитительные символы для них, только она ободряет его и наделяет прозрениями в самые тягостные периоды «усталости и изгнания»:
«Она избавляет меня от самого себя, она отрезвляет меня, как будто я смотрю на себя со стороны, как будто я созерцаю себя с высочайшей точки обзора. Она заряжает меня энергией, и всякий раз после вечера музыки (я слышал „Кармен“ четыре раза) у меня наступает утро, полное ярких прозрений и вдохновенных открытий. Это просто поразительно. Как будто я искупался в первородной стихии. Жизнь без музыки – это просто ошибка, усталость, изгнание».
Во время своего последнего, итальянского Рождества, Ницше испытал небывалый для себя музыкальный экстаз: в концертном зале Турина его охватили слёзы, которые он не мог сдержать целых десять минут. Чтобы овладеть столь обильным наслаждением, ему удалось лишь «скорчить гримасу плача. Разбитый, но при этом как никогда безмятежный, уверенный, блаженный – таков был этот иностранный слушатель, неизвестный толпе. Тот, кто незадолго до этого, за считанные недели, „исполнил“ пять своих произведений» – сочинил пять великих философских эссе.
Когда преданный друг Ницше, профессор Овербек навсегда увозил омрачённого философа из Италии, дух которого перешёл Рубикон, а разум больше «не помнил своего адреса», в душе безумца вдруг всколыхнулся последний напев. Это была песнь гондольера, чья лодка блаженно скользила к закату: