Когда осенью 1876 года Ницше впервые ступил на итальянскую землю, он бежал от своего прошлого, вырывая молодость из своего сердца. Этот тридцатидвухлетний человек, ещё не растративший своих духовных сил, только что принес первую великую жертву своему счастью. Он отказался от глубокой, тайной любви к Козиме Вагнер2, которая в течение шести с лишним лет тревожила его жизнь, превратившись в безнадежную умозрительную мечту. Он отверг ее знаменитого мужа, «Мастера», как все его называли, Великого из Байройта, обожествление которого он недавно наблюдал на сцене театра, воздвигнутом в честь самодовольной гордости Вагнера и который теперь представлялся Ницше – после такого падения в народную славу – неким подобием самозванца, уличным комедиантом. Он очищал свою душу от затянувшейся болезни, которой предавался годами, болезни, которую он принимал за силу, за чистый источник, в котором теперь обнаружил лишь вулканический шлак и гнилую растительность.
Молодой профессор Базельского университета направлялся в Геную и Сорренто, чтобы подлечиться. Его зрение уже некоторое время было серьезно ослаблено, к тому же он страдал от ужасных мигреней. Худощавый интеллектуал, прятавший глаза за толстыми стёклами очков, а мягкую улыбку – под огромными усами, сначала остановился в Бексе, расположенном во франкоязычном швейцарском кантоне Во, в районе термальных ванн, а затем, в середине октября, вечером, сел на поезд, направляющийся из Италии в Женеву.
Нетрудно себе представить, что это было за путешествие в тесном вытянутом коробе, какими были вагоны того времени почтенной линии P. L. M.3 Интеллигентный доктор сидит тихо, застенчиво, в обществе двух немецких дам, которые тоже следуют в Геную. Завязывается разговор и он длится всю ночь напролёт с молоденькой фройляйн Изабеллой фон дер Пален, которая навсегда останется «очарованной» харизматичным профессором. Действительно, Ницше оказывается собеседником, каких еще не видела Германия. Он в приподнятом настроении. Он знает всё. Он много говорит и как никто другой умеет настолько красноречиво молчать, что кажется, само молчание наполняется его идеями. В кармане он носит томик Ларошфуко. Интересно, если он его раскрывал, то на какой странице? В свою очередь я открываю свой экземпляр и натыкаюсь на такую сентенцию: «Каждый хвалит свое сердце, но никто не осмеливается хвалить свой разумный дух