У нас забрали все. Там, на Ла Платт, нас ждала засада, и эти дети привели нас в нее. Дети! Которым мы так хотели помочь! Мы бы не ушли оттуда живыми, отстреливаться не было смысла. Филипп настойчиво советовал сдаться, если хотим сохранить себе жизнь, а Ева только тряслась от злости. Уступить пришлось. Нам связали руки и усадили в полицейскую машину. Мой «Ровер» с оружием, вещами, едой, отогнали к большому дому за мостом и нас отвезли следом. Дом был четырехэтажный, около пятидесяти метров в длину, не совсем жилой, скорее это было административное здание, переделанное в «резиденцию» Бобби Грина. Он был здесь полноправным хозяином и все окружение напоминало прибежище оружейного барона.
Вокруг, метрах в трехстах от дома, высилось ограждение из металла, по периметру ограждения стояло три небольших смотровых вышки. Много вооруженных людей находилось поблизости от дома, и все они были заняты разными делами – кто-то разбирал автомобили, коих было много на стоянке у дома. Кто-то работал сварочным аппаратом, скрепляя меж собой металлолом на подобие противотанковых ежей. Другие крепили колючую проволоку на ограждение. Здесь возводилась крепость. Несколько обритых наголо женщин разносили еду между работающими и когда нас провезли через ворота к дому они проводили нас взглядом, пустым и полным смирения. Теперь мы сидели запертые в грязной комнатке в полной тишине, боясь и подумать о том, что нас ждет дальше. Невозможно было понять, что происходит снаружи, никаких звуков извне до нас не доходило. Мы пытались развязать друг другу руки, но ничего не вышло. Открыть дверь тоже не удалось. Не знаю сколько часов прошло прежде, чем дверь комнаты открылась и одна из обритых женщин вошла к нам. У нас не было сил даже встать, мы с Эбби были ужасно голодны, очень хотели спать, а руки связанные за спиной ныли так, будто их вывернули наизнанку. Она присела на корточки и поставила перед нами поднос с водой и сухими галетами.
– Сейчас можете поесть, а завтра вас наверное выпустят к остальным. Только прошу вас, не сопротивляйтесь ничему. – Последнюю фразу она произнесла почти шепотом.
Мы переглянулись и уставились на нее. Худая, изможденная, она молча открыла бутылку с водой и напоила нас, дала каждой съесть по 2 галета, после чего, не проронив ни звука ушла. Мы были в отчаянии, еще несколько часов в тишине тянулись невыносимо долго, какое-то время мы наверное дремали, но ватные руки за спиной просто сводили с ума. Наконец, когда терпеть боль и голод уже не было сил мы с Эбби, как смогли, начали пинать дверь. Никто не пришел. Это была пытка. Наедине со своими мыслями, ужасными мыслями, мы провели возможно еще двое суток. Очнувшись, спустя время, от странного подобия сна я обнаружила, что руки у меня, как и у Эбби развязаны. Женщина, приходившая раньше, снова была в комнате с нами. Но то, что я увидела, я осознала не сразу. Мне все еще казалось, что я сплю. Женщина сидела на полу возле спящей Эбби. В ее руке тихонько жужжала машинка, она осторожно водила ей по голове Эбби и черные кудри падали на пол.