Марта увидела его в магазине. Он покупал керосин и пытался рассуждать о ценности горения. – Всё, что горит, стремится к смыслу, – говорил он продавщице, которая протирала стеклянную банку с огурцами и явно была далека от экзистенциальной драмы. – Горит – значит нормальная тяга, – отрезала она. Марта подошла и сказала: – У меня тяга отличная. Хотите – покажу.
Так философ оказался у неё дома. Печь дымила ровно, размеренно, как дыхание быка, давно примирившегося с ярмом. Томас сидел у огня и чувствовал, что впервые в жизни его не судят, не проверяют, не хотят переделать. Его просто кормят солёной селёдкой и предлагают запить самогоном. Он пробормотал: – А вы знаете, что бытие невыносимо в отсутствии выбора? – Так вы не выбирайте. Я уже всё решила, – ответила Марта и закрыла за ним дверцу.
С тех пор он жил у неё. Иногда преподавал, но чаще просто сидел у печи и записывал на полях старых газет свои мысли. Её это не тревожило. Она вставала рано, топила печь, жарила картошку, разговаривала с собакой, вязала бесконечные носки и раз в неделю кипятила бельё в эмалированном тазу. Он пытался понять, почему она никогда не говорит о любви. И однажды, во время дождя, который отбивал чечётку по железной крыше, он не выдержал.
– Почему ты не скажешь мне, что любишь? – А зачем? – Потому что я должен знать. – Ты должен только дрова наколоть. Всё остальное есть произвол.
Он записал эту фразу в тетрадь и поставил подпись: «Феноменология простоты. Часть первая».
Они не женились. Просто начали жить, как две части одного механизма, не зная, кто из них крутит, а кто сопротивляется. Иногда он приводил в дом новых учеников-подростков с глазами мимо настоящего. Они слушали о «тошноте бытия», пока в другой комнате Марта строгала капусту и пела что-то неприличное под нос. Он пытался внушить им, что свобода как нож без ручки, а она потом кормила их пирожками, и всё становилось понятней.
Раз в месяц она выводила его из дома, обтёртого и позолоченного дымом, в центр посёлка, где он читал лекции на площади, пока козы жевали его пальто, а дети выкрикивали: – Дядька, расскажи про ад! – Ад – это отсутствие дров, – отвечал он, почти автоматически.
Так начался их путь. Он копал в себе ямы, а она их закапывала. Он выискивал в ней призрак истины, а она давала ему в руки веник и говорила: – Попробуй лучше вымести угол. Там давно пахнет бессмыслицей.