– «Брюзга обыкновенный»? – возмутился я. – Позвольте, это что еще за классификация? На основании каких критериев она присваивается? И куда это «туда»? Могу я получить более точные инструкции? И, кстати, инвентарный номер мне так и не сообщили. Это грубейшее нарушение элементарных правил учета!
Демон издал звук, похожий на сдавленный смешок, смешанный с икотой.
– Инструкции? Номер? – он ухмыльнулся, обнажив ряд мелких, но неприятно острых зубов. – Парень, ты где, по-твоему? В санатории «Тихий уголок»? Расслабься и постарайся… ну, ты понял. Следующий!
И он, потеряв ко мне всякий интерес, уставился на следующего в очереди – женщину неопределенного возраста с выражением вселенской скорби на лице.
Я отошел от стойки, чувствуя, как внутри закипает праведный гнев. Нет, ну какова наглость! Какова некомпетентность! «Брюзга обыкновенный»! Да я всю жизнь посвятил борьбе с неэффективностью и разгильдяйством, а они… Они еще пожалеют. Если тут нет порядка, значит, его нужно навести. И, кажется, я знаю, кто этим займется. Первым пунктом в моем списке будет реорганизация этой так называемой «приемной». И разработка четкой, понятной системы классификации грешников. А там, глядишь, и до оптимизации пыточных процедур дойдет. Работы здесь, похоже, непочатый край.
Я решительно шагнул в указанный демоном темный проход. Пахло оттуда не лучше, чем в зале, но к сере и подгоревшей обиде теперь примешивался еще и отчетливый запах безнадежности. Что ж, мистер Пенделтон, похоже, ваша пенсия отменяется. Впереди много дел.
Глава 2. Клуб по интересам… весьма специфическим
Тот темный проход, куда меня столь бесцеремонно направил демон-регистратор с кожей цвета перезрелой сливы, оказался не просто коридором, а своего рода порталом в совершенно иную зону этого… заведения. Если «приемная» кипела хоть какой-то активностью, пусть и бестолковой, то здесь царило запустение, от которого веяло такой безнадегой, что даже сера в воздухе, казалось, пахла менее интенсивно, словно и ей все осточертело.
Стены, если эти осклизлые, покрытые чем-то вроде застарелой копоти вертикальные поверхности можно было так назвать, здесь были еще более обшарпанными. Вместо всполохов багрового пламени, освещавших предыдущий зал, тут источником света служили какие-то тускло тлеющие минералы, вросшие в камень, испускавшие слабое, мертвенно-зеленое сияние. Оно выхватывало из мрака горы мусора – не обычного бытового хлама, а чего-то более зловещего: обломки пыточных инструментов, истлевшие фолианты с нечитаемыми символами, горы костей, которые никто, очевидно, не удосужился убрать. Погода здесь, если можно так выразиться, была стабильно отвратительной: постоянный легкий сквозняк, пробирающий до самых… ну, до того, что осталось от костей, и приносящий с собой еле слышные стоны и шепотки, от которых волосы на затылке (те немногие, что еще сохранились) пытались встать дыбом.