– Присоединяйтесь, Александр.
Саша поблагодарил, удивившись, что Лоран знает его имя.
– У вас неплохой доклад, – недовольным тоном продолжил француз, – но техника подкачала. Почему не используете вторичное квантование? Такое впечатление, что вас не учили.
– Почему же, учили, – возразил Саша, – но обычно этот метод для рассеяния мюона на веществе не применяют…
Лоран вытер рот салфеткой и бросил ее рядом с чашкой.
– Обычно не применяют… – передразнил он, – не применяют, потому что настоящих теоретиков сейчас – раз-два, и обчелся. Я вижу, у вас есть потенциал, вы небезнадежны. Да ешьте, ешьте, не стесняйтесь, – он показал на поднос, который Саша, ошеломленный неожиданным натиском, даже не разобрал. – Спроси здесь первого встречного – вот его, например, – он показал на профессора Чакраборти из университета Дели, устроившегося через два столика от них, и приветливо помахавшего им, заметив внимание к себе, – что такое вещество с точки зрения квантовой механики? Что он скажет?
– Что это система взаимодействующих ядер и электронов? – вопросительно пробормотал Саша.
– Именно! – Лоран отставил пустую чашку и налег на стол, придвинувшись ближе к Саше, словно собираясь поведать тайну. – Школярский подход, на вид простой, но совершенно непродуктивный! Вам нужно не основное состояние, а спектр возбуждения многочастичной функции, а именно под это вторичное квантование и заточено! Ясно вам?
Лоран откинулся на спинку стула и вздохнул. Возражения вертелись на языке, но Саша предпочел оставить их при себе.
– Спасибо, я подумаю, – сказал он.
Лоран кивнул. Закончив импровизированную лекцию, француз как будто потерял интерес к собеседнику. Взяв свой поднос, он удалился, а Саша, наконец, приступил к завтраку.
Нет, Лоран не просто так занялся расчетом времени жизни мюона, подумал Саша. Подойдя к окну, он посмотрел на небо, наливающееся темно-синим, с голубыми, пока еще слабо заметными искорками звезд. Время жизни мюона – чуть больше двух микросекунд – задает временной масштаб всех процессов катализа. Ничтожное время по человеческим меркам, а по атомным – вечность. За доли наносекунды мюон стягивает, словно удавкой, ядра дейтерия и трития, провоцируя синтез. Сделав дело, переходит к следующей паре – и так, пока не распадется. Если бы мюон жил в десять раз больше, проблема термоядерного синтеза давно была бы решена, мелькнула мысль. А если в десять раз меньше, у нас не было бы ни единого шанса на катализ. Повезло или нет?