Цуй Хао шагнул вперед, его голос прорезал шепот, как клинок. "Саботаж? Захватчики?"
"Никого не видно, канцлер. Огонь… он пробудился, как демон из сна."
Тоба Тао расхаживал перед троном, его сапоги эхом отдавались, как боевые барабаны. В его мысленном взоре рушились почерневшие балки – родовые таблички трескались от жара. Для сяньбийских вельмож это был не просто пожар. Это было само небо, плюющее на их завоевание.
"Величество,"Цуй Хао настаивал: "Лоян теперь наше сердце. Пожары – это земные вещи…"
"Земные?" Император резко обернулся, глаза дикие. "Пинчэн – колыбель амбиций Тоба! Наши предки шепчут из его земли!" Его взгляд обвел зал. Ханьские министры обменялись взглядами – расчетливыми, встревоженными. Сяньбийские военачальники сжимали рукояти мечей, лица мрачные, как гроза.
Пир растворился в шепоте. Той ночью, когда по освещенным фонарями улицам распространились слухи о "гневе небес", Император смотрел на беззвездное небо. Где-то на севере предки-призраки выли в дыму. А в темных углах люди начали спрашивать: Не ускользает ли Мандат?
Ночные улицы Лояна гудели от запретного шепота. При тусклых масляных лампах сгорбленные фигуры обменивались словами, острыми, как удары кинжала: "Дворцы Пинчэна горят – самые кости наших предков!" "Гнев небес на степных всадников, правящих землей Хань…" Беззубая старуха плюнула в сточную канаву, ее голос дрожал. "Варвары в драконьих одеждах – вы думали, боги будут молчать?"
В винных лавках, скрытых бамбуковыми занавесками, ханьские чиновники потягивали свои чаши. Министр Ван Хуэйлун водил пальцем по пролитому вину, рисуя на столе змеевидные линии. "Драконья жила под Пинчэном перерезана", – пробормотал он своим спутникам. "Когда северный император теряет свои корни, даже нефритовые печати трескаются". Его смех отдавал кислым виноградом и старыми обидами.
К рассвету эти слова достигли ушей сяньбийцев. Вождь в соболином меху ударил кулаком по столу совета, заставив бронзовые курильницы зазвенеть. "Ханьские крысы грызут наш трон!" – взревел он. "Напомнить ли им, как клинки Тоба высекли эту империю?"
Цуй Хао наблюдал за сгущающейся бурей из своего кабинета, его испачканные чернилами пальцы сжимали свиток с докладом. Запах сосновой сажи от догорающих жаровен щипал глаза – или, возможно, это был едкий смрад хаоса. Когда пробили полуночные колокола, он вошел во дворец через боковые ворота, его тень мелькнула мимо фресок с изображением конных завоевателей.