Безумно. Это слово здесь звучит частенько. Но кто здесь более безумен: пациент, что живет в собственном мире и видит то, чего не видят другие люди, или персонал, который жестоко пресекает любые несогласованные с ним действия больных, нередко и даже часто применяя насилие. За эти же действия пациент был бы сурово покаран, персоналу же за проявление чрезмерной агрессии в адрес подопечных не грозит даже выговор.
А Аню наказали. Семь дней она провела в изоляторе. Положи сюда на такой срок абсолютно здорового человека, как-то подумала она, то он точно свихнется. Ей же это не грозило. Но грозило совсем иное.
В соседнем крыле этого большого, старинного здания располагалось мужское отделение. Персонал, разумеется, в женском отделении состоял исключительно из женщин, а вот в мужском работали, преимущественно, медицинские сотрудники мужского пола. И ночная смена женского отделения «тесно сотрудничала» с ночной сменой мужского, предоставляя за отдельную плату им встречи интимного характера со своими подопечными. В основном объектом сделки были женщины помоложе, которые были либо абсолютно невменяемыми, либо обколотыми препаратами настолько, что не были в состоянии что-то запомнить или оказать сопротивление. Или же – они должны были быть привязанными к кушетке в изоляторе…
К Ане наведывались каждый день. Для посетителя было лишь два условия: не покалечить и не допустить беременности подопечной.
В первую ночь Аня ничего не осознавала: после инцидента с покусанной шеей, в нее влили слишком большую дозу успокоительного, и ее тело напоминало лишь эластичную оболочку того, что называют человеком. Но последующие посещения она помнила прекрасно. И, какой бы безумной ее не считали те, кто пользовались ее бессилием, она прекрасно понимала и осознавала, что ей омерзительно то, что с ней в тот момент происходило. Ей было противно, ей было больно, но она не могла даже пошевелиться.
В те моменты ее не пугали даже тени. Вовсе наоборот: они казались ей чем-то своим, чем-то родным, к чему она уже привыкла. Они всегда были рядом и не вредили ей. А эти мерзкие чудовища, что своей потной, вонючей тушей взбирались поверх ее исхудавшего тела и издевались над ней, уничтожали те оставшиеся крупицы ее личности, что еще хранились на самом донышке уставшего, затуманенного сознания.