"Встань и говори." Голос императора Цзяцина донесся из-за марлевой занавески, с едва скрываемой усталостью. После дела в Цзянсу у него прибавилось несколько седых прядей на висках.
То Цзинь развернул бухгалтерскую книгу, на пожелтевших страницах рядом со словами "коралловые придворные четки", "Тринадцать рядов" и другими, мелким почерком было написано имя Цао Чжэньюна. "Ваше Величество, Цао Чжэньюн под видом получения дани от соляных торговцев тайно предоставлял информацию Ост-Индской компании. Иностранные ружья в секретной комнате Управления соляных перевозок были доставлены во внутренние районы через его связи."
Фигура за марлевой занавеской резко встала, отчего нефритовые ветки магнолии в фарфоровой вазе осыпались лепестками: "Это он три года назад рекомендовал Лян Вэньюаня! Хорош же 'много кланяться, мало говорить' Великий ученый Зала Вэньхуа, он ведь меня за дурака принимал и обманывал!"
Тем временем в тюрьме Янчжоу Ли Гуй пристально смотрел на последнего неказненного преступника – помощника Управления соляных перевозок Чжоу Хуайаня. Этот человек крепко стиснул зубы и ни слова не произнес, только каждую ночь он бормотал что-то, обращаясь к трещине в углу стены.
"Господин, пора применять пытки." Тюремщик протянул раскаленное клеймо.
Ли Гуй махнул рукой и вытащил из-за пазухи парчовую шкатулку. В шкатулке лежала половина нефритового кулона, того самого, который Лян Вэньюань крепко сжимал перед казнью. "Ты узнаешь это? Лян Вэньюань перед смертью сказал, что доверит секрет самому верному человеку."
Зрачки Чжоу Хуайаня резко сузились, кадык задвигался вверх-вниз. Долгое время он наконец заговорил: "Цао Чжунтан… велел нам спрятать оружие в двойном дне зерновых барж. Секретные письма этих миссионеров передавались через тайных агентов из столицы…"
Не успел он договорить, как снаружи тюрьмы внезапно раздались частые шаги. Выражение лица Ли Гуя изменилось, он взмахнул саблей и перерубил кандалы Чжоу Хуайаня: "Быстрее! Кто-то хочет замести следы!"
Тем временем в доме Цао в столице Цао Чжэньюн бросал последнюю пачку секретных писем в жаровню. Пляшущие языки пламени отражались на его спокойном лице, словно все было под контролем. Вдруг слуга поспешно доложил: "Господин! Командующий девяти ворот с людьми окружил дом!"
Уголки губ Цао Чжэньюна изогнулись в холодной усмешке, он достал из сандаловой шкатулки ту нитку коралловых придворных четок. Бусины были холодными на ощупь, напоминая ему тот дождливый вечер три года назад, когда торговец Ост-Индской компании подарил их ему и сказал: "Упадок Великой Цин начинается с сердец людей."