Мой оппонент на секунду растерялся.
– Это что, торг?!.. А такого варианта нет! Даже с клиникой! – он оскалился.
– Вы даже не взглянули в свой реестр, – с надеждой напомнил я.
– Ах, оставьте, юноша… я по этим недорослям кандидатскую защитил.
– Ну, хорошо… тогда ещё варианты.
– Его самого, во взрослом возрасте, прикончит пасынок! Кармическая спираль, знаете ли.
Меня передёрнуло внутри, хотя внешне я держался достойно.
– Ещё!
– Тяжёлые наркотики, инфекция и летальный…
– Ещё!
– Суицид. Всё!
– Колония… – устало выбрал я, – надеюсь, он перешагнёт через это. Он сильный парень…
История вторая. Георгий.
Гоша ненавидел своего отчима.
Ему было шесть лет, когда мама познакомилась с Митричем. Первые пару лет Гоша тянулся к мужчине и даже называл Михаила Дмитриевича папой.
А потом что-то произошло. То ли родившаяся сестрёнка отняла Михаила Дмитриевича у Гоши, то ли отчим отнял у него мать. Так или иначе Гоша начал чувствовать одиночество. Дни проходили одинаково безрадостно и общение с Митричем, как стал называть его Гоша, сводилось к вопросам о выученной «домашке» и делах в школе.
Сестру Гоша тоже не жаловал. Она, окружённая любовью и заботой родителей росла капризной и эгоистичной. В свои три года Светка научилась манипулировать взрослыми, изображая жертву, и виной её несчастий, как правило, становился старший братик.
Иногда в доме собирались гости. По разным большим и малым поводам приходили родственники, накрывался стол, изобилующий салатами и горячительными напитками и велись долгие непонятные беседы «за жизнь». Гошу тоже приглашали за стол. Он ковырял вилкой оливье и терпеливо слушал наставления какого-нибудь дядьки по мамкиной линии или родственника Митрича.
– Как учишься? – спрашивали Георгия гости.
– Хорошо, – холодно и без подробностей отвечал Гоша.
– Молодец! – предсказуемо произносил вопрошающий, и разговор снова переходил на другую тему.
– Ты, Мишка, держи парня в строгости, – поучал Митрича какой-нибудь важный родич, – мужика из него сделай!..
И Митрич делал. Ругал за каждую провинность, через раз давал подзатыльник, через два – леща.
«Косячить» от этой строгости Гоша меньше не стал. Даже наоборот, ему хотелось делать всё назло, доказывая свою независимость и ненависть к отчиму.
Самое неприятное в этой истории было то, что мать Гоши была на стороне Митрича. Даже если наказание было несправедливым или слишком жёстким. Она просто молчала. Лишь иногда, когда Митрича не было дома, она прислоняла голову Гоши к своей груди и нежно ерошила его волосы. Но также, молча. От её молчания Гоше становилось совсем невмоготу, он вырывался из её объятий и уходил на улицу. Долго болтался по дворам, общаясь с ровесниками. И мысленно строил планы побега.