Это было совершенно справедливое требование, но в моих карманах, за исключением пары рупий и нескольких анн[1], не было больше ни гроша. Я ничего не ответил и вышел на улицу. Там из самых разных уголков доносились звуки музыки, в улочках резвились дети, привлекали взгляд разложенные на блюдах разнообразные сладкие угощения из лавки Обхо́я, по ту сторону дороги, у ворот в студенческое общежитие, играли на инструментах музыканты. Люди группками возвращались с рынка, закупив цветочные гирлянды и всё необходимое для пуджи.
Я раздумывал над тем, куда пойти. Прошел уже год с небольшим, с тех пор как я уволился из школы в Джораса́нко и сидел без дела – ну как сидел, я обошел раз десять различные торговые конторы, школы, газетные издательства, дома состоятельных людей, – и везде получал один ответ: свободных мест нет.
Вдруг я увидел, что навстречу мне идет Шоти́ш. Какое-то время мы жили с ним вместе в индуистском общежитии при колледже[2]. Сейчас Шотиш работает адвокатом в Алипу́рском суде. Не похоже, что он получает там много, но где-то по ту сторону Балинго́нджа у него есть ученик, с которым он занимается, и именно этот побочный заработок, словно плот, удерживает его семью на плаву в этом неспокойном океане жизни. У меня не то что плота, даже обломка мачты не было, и я изо всех сил барахтался, чтобы не пойти ко дну. Увидев Шотиша, я отвлекся от этих мыслей, потому что он сказал: «Куда идешь, Шотточо́рон? Пойдем посмотрим на изваяние богини в общежитии, навестим старое жилище. Еще будет музыкальный вечер, приходи. Помнишь Обинаша из шестого квартала, сына какого-то землевладельца-заминдара из Майменсинха? Он теперь известный певец, будет сегодня выступать. Даже прислал мне приглашение: иногда я делаю для их поместья кое-какие дела. Приходи, он будет рад тебя увидеть».
Лет пять-шесть назад, еще когда я учился в колледже, развлечения и веселье были пределом моих желаний; впрочем, и сейчас ничего не изменилось. Когда мы пришли в общежитие, я тут же получил приглашение пообедать – местные ребята, многие из которых были знакомыми из моей деревни, ни за что не хотели меня отпустить, и как я ни объяснял им, что, мол, концерт только вечером, что я успею поесть у себя и вернуться, они и ухом не повели.
А если бы повели, то этот праздничный день в честь богини Сарасвати я провел бы, соблюдая строгий пост, – после такого резкого письма управляющего поесть в своем общежитии жареных лепешек-лу́чи со сгущенным молоком едва ли удалось бы, особенно учитывая, что я не дал на них ни рупии, поэтому любезное предложение ребят было как нельзя кстати. Наевшись досыта, я наслаждался теперь музыкальным вечером и будто снова окунулся в беззаботные радости студенческой жизни, доступные мне еще три года назад. Разве станет кто-нибудь думать в такие минуты, получится ли у него найти работу, поджидает ли его угрюмый управляющий? Погрузившись в океан сладкозвучных тхумри