Однажды в лесу - страница 6

Шрифт
Интервал


Когда я добрался до своей конторы, было уже десять часов утра. На расчищенном от леса участке земли примерно в десять-пятнадцать бигхов красуются новые хижины из дерева, бамбука и соломы. Стены хижин сделаны из сухой травы и тонких стволов деревьев, а сверху облеплены глиной. Едва я вошел в контору, как сразу же почувствовал запах свежей соломы, полусухой травы и бамбука. Местные рассказали, что раньше контора располагалась где-то по ту сторону леса, но зимой там было практически не найти воды, поэтому новую контору построили здесь – неподалеку от водопада, так что недостатка воды быть не должно.

3

Большую часть жизни я провел в Калькутте. Встречи с друзьями, занятия в библиотеке, походы в театр, кино, на песенные вечера – я даже представить не мог другую жизнь, равно как и то, что существуют на свете безлюдные и одинокие края, подобные тем, в которые я отправился, подталкиваемый нуждой. Дни сменяли друг друга, и, глядя на то, как утром над вершинами гор и лесными грядами всходило солнце и вечером скрывалось за горизонтом, окрашивая в багровые цвета верхушки деревьев, а зимние дни, длившиеся одиннадцать часов, словно звенели пустотой, я не знал, чем могу их наполнить, – первое время это было моей главной заботой. Конечно, можно было с головой уйти в работу, но я был новым человеком в этих краях и плохо понимал местный язык, а отдавать какие-либо распоряжения не решался. Поэтому я сидел у себя и читал те несколько книг, что привез с собой из Калькутты, и так проводил свои дни. Люди, работавшие в моей конторе, были словно какие-то варвары – ни я не понимал их языка, ни они не понимали моего. Первые пару недель были для меня пыткой! Снова и снова я признавал, что мне не нужна такая работа, что полуголодная жизнь в Калькутте неизмеримо лучше, чем быть задушенным этим существованием здесь. Я понял, какую ошибку совершил, приняв предложение Обинаша и приехав сюда, – эта жизнь не для меня.

Я сидел у себя, погруженный во все эти ночные думы, когда отворилась дверь и в мою комнату вошел Го́штхо Чокробо́рти, пожилой служащий конторы. Это был единственный человек, с которым я мог говорить по-бенгальски. Он жил здесь по меньшей мере лет семнадцать-восемнадцать и был родом из какой-то деревни неподалеку от станции Бонпа́ш в округе Бурдва́н.