– Садитесь, Гоштхо-бабу[7], – обратился я к нему.
– Пришел вам сказать кое-что без свидетелей, – начал он, сев на стул. – Не доверяйте тут никому, это вам не Бенгалия, люди тут все плохие.
– Но ведь и в Бенгалии тоже далеко не все хорошие, Гоштхо-бабу.
– Кому как не мне это знать, господин управляющий. Из-за этой напасти, да спасаясь от малярии, я в первый раз сюда и приехал. Когда только приехал, было очень тяжко, душа задыхалась в этом лесу, а сейчас вон как получилось: не то что домой, даже в Пурнию или Па́тну поехать по делам больше, чем на пару дней, не могу.
– Неужели, Гоштхо-бабу? – спросил я удивленно. – Почему же? Тоскуете по лесу?
– Именно так, господин управляющий, – ответил он, слегка улыбнувшись. – Вы тоже скоро это поймете. Только переехали из Калькутты, душой всё еще там, да и молоды пока. Поживите здесь немного, и сами всё увидите.
– Что увижу?
– Лес возьмет над вами верх. Постепенно вам разонравятся шумные места и толпы людей. Со мной именно так и произошло, господин. Вот, к примеру, в прошлом месяце ездил в Му́нгер по судебным делам и только об одном и думал, как поскорее уехать оттуда.
«Упаси меня Господь от этой участи. Я раньше брошу эту работу и вернусь в Калькутту!» – отметил я про себя.
– Ночью держите пистолет у изголовья. Место неспокойное. Однажды контору ограбили, но сейчас мы уже не храним тут деньги. Такие дела, – предупредил Гоштхо-бабу.
– Как давно случилось ограбление? – поинтересовался я.
– Лет восемь-девять назад, не больше. Поживете еще немного и сами поймете, что это опасное место. Прибьют вот так грабители в этом густом безлюдном лесу, а никто и не узнает.
Когда Гоштхо-бабу ушел, я поднялся и встал у окна. Вдалеке над верхушками леса поднималась луна, подсвечивая изогнутые ветви деревьев, – передо мной словно ожила картина японского художника Хокусая.
Ну и нашел я себе место для работы! Если бы знал, насколько оно опасно, ни за что бы не согласился на предложение Обинаша.
Но, несмотря на мрачные мысли, я не мог не очароваться красотой этой восходящей луны.
4
Неподалеку от моей конторы на небольшом холме росло древнее и могучее баньяновое дерево. Его называли «Баньян Грэнт сахиба[8]» – почему именно так, я, как ни старался, узнать не смог. Гуляя как-то раз в тихий послеобеденный час, я поднялся на холм, чтобы полюбоваться красотой заходящего солнца.