Через две недели он признался мне в любви. И очень расстроился, что я не ответила ему тем же. Я сказала, что чувствую к нему симпатию, но пока не готова назвать это любовью. Не уверена.
– Но тогда что это такое, а? – спрашивал он, покрывая мои руки и лицо поцелуями, от которых меня промурашивало до пяток.
После бесцеремонного выселения Вовой с её законного места в классе моей соседки по парте, Ленка дулась на него еще не меньше года, наши одноклассники поняли, что произошло нечто странное, и долго удивлялись тому, что такие по характеру разные люди сошлись. Я была слишком импульсивная, эмоциональная, общительная. Вова вздрагивал, когда я кричала что-то «с места», ввязываясь в споры с учителями. Я помню, наш молодой историк, только что закончивший институт, чтобы приучить меня к дисциплине, вызывал меня к доске на каждом уроке. Это было смешно! Пока все прижимались к партам, чтобы не попасться ему на глаза, как только начинался опрос, звучала моя фамилия, и я шла отвечать. Можно было учиться на одни пятерки, но я умудрялась всё равно получать самые разные оценки.
Когда я поднимала руку с мелом вверх, шеи наших мальчиков вытягивались. И смотрели они отнюдь не на доску. Дело в том, что Вова убедил меня укоротить моё школьное платье на семь сантиметров. Я собственноручно отрезала их, и теперь при каждом взмахе руки, мои красивые ножки мешали нашим мальчикам сосредоточиться на учёбе. Вскоре самые смелые последовали моему примеру, как будто мои собственные ножницы облетели подолы юбок наших старшеклассниц и укоротили их, красивые коленки сверкали за каждым поворотом школьных коридоров. Той весной что-то из Шекспировского «Сна в летнюю ночь» явно витало в воздухе. Наш историк влюбился в мою одноклассницу, и это было так явно, заметно всему классу. Надо отдать ему должное, вопреки всем предрассудкам и правилам в его голове, однажды после школы он пригласил её на свидание, к сожалению, его любовь осталась безответной, бедный нескладный медвежонок.
Флегматичный Вова совершенно не воспринимал нашу тараторящую математичку, когда она после «пулеметной очереди» слов спрашивала: «Понятно?», он честно отвечал: «Нет». Математичка расстраивалась, повторяла всё, стараясь говорить медленней, но Вова снова говорил, что не понял. И только после того, как я пересказывала ему теорему со скоростью в три раза меньшей, он всё прекрасно понимал и запоминал.