Они – новое поколение.
Те, кто не боится говорить прямо.
Но потом я слышу знакомое имя.
Грейсон.
Моя кожа покрывается мурашками.
Он в лайнапе.
Он здесь.
На этом же фестивале.
Я не должна обращать внимание.
Мне плевать.
Он уехал в тур, удалил мой номер (или нет?), слал мне свои пьяные голосовые, трахал очередную фанатку.
Мы больше не существуем в одной плоскости.
Да никогда и не существовали.
Но я задерживаюсь за кулисами дольше, чем следовало бы.
Я говорю себе, что просто изучаю атмосферу.
Просто ловлю вайб толпы.
Просто анализирую аудиторию.
Но когда звучит первый аккорд,
Я застываю.
Он выходит на сцену, и всё пространство меняется.
Как будто воздух стал тяжелее.
Как будто он вытягивает на себя свет, звук, дыхание толпы.
Как будто он центр этой грёбаной вселенной.
И я ненавижу это.
Свет выхватывает его из темноты.
Высокий.
Худой.
В рваных джинсах, в чёрной майке, облепившей его грудь и руки, испещрённые татуировками.
Волосы растрёпаны, тёмные пряди падают на лоб, на глаза.
Сигарета в уголке губ, которую он не торопится стряхнуть.
Словно вся сцена – его личная курилка.
Он берёт микрофон, подносит к губам.
И тогда я слышу голос.
Глухой, глубокий, пропитанный сигаретами и виски.
Хриплый.
Раздирающий, как рваная ткань.
Голос, который режет по живому.
Голос, в котором вся злость, вся боль, весь грёбаный мир, который его разочаровал.
И я ненавижу, что он снова действует на меня.
Я стою в полумраке за кулисами.
Я должна уйти.
Я не двигаюсь.
Толпа гудит, ревёт, давит.
Грейсон движется резко, порывисто, как будто ему тесно в своём теле.
Гитара врезается в рёбра, он падает на колени, кричит в микрофон, как будто может разорвать глотку.
Это не просто концерт. Это акт самоуничтожения.
Его взгляд скользит по толпе.
Толпа шумит, гудит, ревёт.
Он поворачивает голову.
Натыкается на меня.
Он замирает.
На секунду.
Совсем на секунду.
Но этого хватает.
Он начинает петь так, будто весь зал исчез.
Будто весь этот чёртов фестиваль растворился.
Будто он поёт только для меня.
Я знаю, что это глупо.
Я знаю, что он играет.
Он любит давить.
Он любит манипулировать.
Он любит раскачивать меня, как наживку на крючке.
Но когда он приближается к микрофону,
Когда его голос становится почти интимным,
Я чувствую себя так, будто он говорит со мной.
"Ты ведь так ненавидишь меня, Коллинз…
Тогда почему всё ещё слушаешь?"