Я слегка наклонился к товарищу и тихо произнёс:
– Слушай, Феликс, прострели-ка ему колено для острастки. Так, за глумление над венгерской трагедией.
Глаз напарника вспыхнул, но стрелять он не стал.
– Не могу. – сказал он.
– Почему? – спросил я.
– Он увернётся.
– От твоего выстрела? Ты же можешь рассчитывать траекторию…
– В том-то и дело. Я просчитал все возможные варианты попаданий. И в каждом он автоматически уклонится от всех моих выстрелов. Даже от серии из всего магазина. Его тело… Я почему-то уверен, что его инстинкты позволяют предсказывать угрозу так же, как мои помогают мне эту угрозу осуществлять. Это что-то вроде чрезмерно сильного вестибулярного аппарата.
Я вновь посмотрел на Матфея. Он не выглядел так, будто бы мог представлять для нас хоть какую-то опасность. Но если Феликс считал, что его невозможно ранить пулей, я был склонен ему верить. В анализе он всегда был лучше меня.
– Итак, – сказал я, – я не собираюсь вступать с тобой в спор по разграничению обязанностей всяких международных служб. Мы сейчас здесь, и мы тебя арестуем, несмотря ни на что. А потом ты выложишь нам всё, что знаешь об убийстве Шарикова.
– Ну, вы можете попытаться меня арестовать. Но не думайте, что я не буду сопротивляться. Я это место не просто так охраняю.
Он достал откуда-то из-под своей мантии шашку. Это, очевидно, был вызов лично мне, и я не мог его не принять. Мой меч также легко выскочил из ножен, и, крутанув восьмёрку для разминки, я приготовился к тому, чтобы пообрубать этому наглому сектанту всё, чем он там собрался сопротивляться. Конечно, я понимал, что раз он может уворачиваться от пуль, значит, и от шашки моей увернётся. Но мой план состоял в том, чтобы он как можно быстрее «перегорел», используя свою способность слишком долго.
– На войне, знаешь ли, я достаточно махал этой штукой, – сказал я. – И я достаточно хорошо фехтую, чтобы порезать тебя, какой бы силой ты там ни обладал! Лучше сдавайся без боя и тогда сможешь на следующий день проснуться со всеми своими конечностями.
– Лучше бы ты на войне и полёг, краснопузый, вместо того чтобы тут кичиться. За царя-батюшку. Хоть бы жил без позора. – Он, в отместку, также стал пытаться вывести меня на эмоции, чтобы я оступился и совершил ошибку.
Но мы оба были непреклонны и потому всё ещё стояли друг напротив друга, не сделав и шага.