– Ну, твой царь-батюшка с позором умер. А я всего лишь живу с этим позором. К тому же что же ты по нему страдаешь? Он нас, проклятых, ненавидел. Да и весь народ в целом.
– А как нас можно любить? После того как мы допустили, чтобы с царской семьёй сделали такое?
– Нет ничего более бескорыстного, чем любовь раба к своему хозяину.
– От раба и слышу. Морда жидовская!
– Польская, вообще-то.
– Один чёрт, предатели всего святого.
– Не самая плохая роль, знаешь ли. Всяко лучше, чем целовать господские пятки.
– Вы драться не собираетесь, как я понимаю, – сказал язвительно Феликс, наблюдающий за тем, как наша словесная перепалка перетекает в фарс. – Вы похожи на двух собак, которые остервенело лают друг на друга из-за забора, но никогда не нападут. И это уже даже не смешно.
– Да ладно тебе, любая хорошая драка должна начинаться с крепких слов, – сказал я.
– Да, тем более мы вроде как идеологические враги. Тут уж сам бог велел задеть друг друга, – подтвердил мои слова мой противник.
– Это глупо. – Лис развёл руками. – Мы с вами все здесь взрослые люди и все всё прекрасно понимаем. И если уж взрослые люди задумали поубивать друг друга, то пусть убивают без храбрящих кричалок и не тратят время. Мы же не былинные герои и не персонажи какой-нибудь дрянной книги.
– Умеешь ты портить веселье, Феликс.
– Делу время, а потехе час, друг. Ладно, я вам помогу начать.
С этими словами лис вскинул оба маузера и открыл огонь по монаху. Тот, как и предсказывалось, увернулся от всего залпа. Однако это дало мне столь необходимое окно для инициативы. Я рванул к своему врагу и нанёс стремительный рассекающий удар в район его живота.
На удивление, козёл смог отпрыгнуть и от этого удара, оставшись невредимым. Однако теперь он был обязан защищаться и уклоняться от града моих ударов. Фехтовал он не очень хорошо, но его чёртова способность позволяла ему отскакивать всякий раз, когда он открывался или не успевал поставить блок от моих разящих скоростных замахов.
Феликс также не переставал стрелять по нам, создавая лишнее напряжение для Матфея. И мы кружились в смертоносном танце, высекая искры из металла. Если быть менее поэтичным, то кружился только я, применяя всё мастерство, полученное на фронте, чтобы не давать противнику ни минуты расслабиться. Я осыпал его ударами, а он неизменно от них уклонялся, всё же будучи не в силах мне ответить.