«Я вижу… серый», – сказал он однажды вечером, когда они разбили лагерь у подножия одинокой, выветренной скалы. Его голос был тихим, полным тревоги. «Не тот серый, что от горя или усталости. Этот… другой. Холодный, древний, как сама смерть. В нем нет жизни, но есть… воля. Непреклонная, как камень, и печальная, как забытая могила». Осколок Чистого Света на его груди, обычно излучавший тепло, теперь казался прохладным и беспокойно вибрировал.
Его слова подтвердились на следующий день. Они увидели первые явные признаки этого нового, зловещего влияния. Деревья по краям дороги стояли не просто сухими – они казались окаменевшими, их кора была покрыта толстым слоем того же серого пепла, который теперь постоянно висел в воздухе, словно мелкая, нетающая изморозь. Ручей, встретившийся им на пути, нес не воду, а густую, серую жижу, от которой пахло золой и чем-то еще, химически-неприятным.
Брат Терон, один из монахов Аэтельгарда, с тревогой осматривал эти знаки. «Я читал об этом в самых древних свитках, в тех, что считались скорее легендами, чем хрониками», – сказал он, его голос был едва слышен в окружающей их тишине. «О Царстве Пепла. Земле, где жизнь угасла много веков назад, проклятой древним грехом или поглощенной неведомой катастрофой. Говорили, что там правят Пепельные Лорды, существа, перешедшие грань между жизнью и смертью, и что сама земля там пропитана скорбью и холодом забвения».
Сестра Лира, его спутница, молча начертала на придорожном камне несколько защитных рун, но даже ее обычно уверенные движения казались не такими твердыми, как раньше.
Рорик, шедший впереди, остановился, указывая на землю. «Следы», – коротко бросил он.
Это были не следы животных или обычных людей. Глубокие, четкие отпечатки, словно здесь прошел кто-то очень тяжелый, волоча за собой что-то длинное и бесформенное. И каждый след был посыпан тонким слоем того же вездесущего серого пепла.
«Они здесь», – констатировала Алекс, ее рука легла на рукоять меча. «Кто бы они ни были. Похоже, мы вступаем на их территорию».
К вечеру они вышли к покинутой деревне. Вернее, к тому, что от нее осталось. Картина, открывшаяся им, была настолько жуткой в своей обыденности, что даже закаленные воины почувствовали, как по спине пробежал холодок. Деревня не была разрушена. Дома стояли целые, с закрытыми ставнями и дверьми, заборы не были сломаны, колодец был накрыт крышкой. Но все, абсолютно все – крыши, стены, дороги, редкие деревья во дворах – было покрыто толстым, ровным слоем серого, холодного пепла. Словно кто-то аккуратно накрыл весь мир серым саваном.