Предатель изменился неузнаваемости. От его былой самоуверенности, от его фанатичного блеска в глазах не осталось и следа. Он был худ, бледен, его руки дрожали, а взгляд блуждал по залу, не останавливаясь ни на ком. Казалось, он состарился на несколько десятков лет. Но в его глазах, помимо страха, теперь читалось и что-то еще – знание. Страшное, непосильное знание, которое грозило раздавить его.
«Говори, Каэлен», – голос Оракула был тих, но в нем слышалась сталь. «Расскажи им то, что ты открыл. То, что ты осмелился прочесть в самых темных, самых запретных свитках Скрижали Теней».
Каэлен вздрогнул, словно от удара. Он поднял голову, его безумный взгляд остановился на Ларсе, затем на остальных. «Я… я видел его… – прошептал он, его голос был едва слышен. – Истинное Сердце Спящего. Оно… оно не здесь. Не в нашем мире. Оно… оно в самой Бездне, на границе между бытием и небытием. И оно… оно связано с каждым из нас. С каждой живой душой. С каждым камнем, с каждой травинкой. Это… это сама Тень нашего мира, его изнанка, его первородный хаос, который когда-то был уравновешен Светом Создателя».
Он говорил сбивчиво, лихорадочно, его слова складывались в ужасающую картину. «Узлы», которые они очищали, были лишь метастазами, отголосками этой первозданной Тьмы. Ритуал Связывания на Альтаре Предтеч, «Очищающая Песнь» – все это лишь временные меры, способные ослабить Спящего, но не уничтожить его окончательно. Ибо уничтожить его означало…
«…уничтожить сам мир», – закончила за него Оракул, ее голос был полон бесконечной печали. «Или, – она помолчала, – или найти новый Сосуд. Новую Печать. Живую душу, достаточно сильную и чистую, чтобы добровольно принять в себя всю эту первозданную Тьму, всю боль, все страдание Спящего. И запечатать его в себе. Навечно».
В зале воцарилась мертвая тишина. Алекс и Рорик, где бы они ни были сейчас, сражались за то, чтобы дать им этот шанс – шанс найти другой путь. А этот путь, похоже, вел либо к всеобщему уничтожению, либо к немыслимой, вечной жертве.
«Кто… кто способен на такое?» – Элиана закрыла лицо руками, ее плечи дрожали.
Оракул медленно повернула свою скрытую капюшоном голову в сторону Ларса. В ее невидимом взгляде читалась не только скорбь, но и… какая-то страшная, неотвратимая предопределенность.
Ларс все понял. Он вспомнил слова древнего пророчества Аэтельгарда – о Дитя Света, которое придет в час великой тьмы. О том, кто сможет вместить в себя и свет, и тьму.