Ларс проводил много времени в библиотеках, помогая сестре Лире и брату Кассиану разбирать древние манускрипты. Именно здесь, среди пыльных фолиантов и потрескавшихся от времени свитков, он встретил ее.
Ее звали Клара. Она была одной из младших послушниц Аэтельгарда, ученицей сестры Лиры, и обладала редким даром к пониманию древних языков и символов. Высокая, стройная, с копной золотистых волос, обрамлявших лицо с тонкими, почти эльфийскими чертами, и глазами цвета летнего неба, она казалась существом из другого, более светлого мира.
Клара была очарована Ларсом. Его рассказами о внешнем мире, о битвах со Спящим, о его даре, о Ключе Аэтеля. Она часто приносила ему редкие свитки, которые, по ее мнению, могли ему помочь, задерживалась у его стола, задавая бесконечные вопросы, ее взгляд, полный восхищения, не отрывался от его лица. Иногда, «случайно», ее рука касалась его руки, и по телу Ларса пробегала легкая, едва заметная дрожь.
Ларс, поглощенный своими мыслями о Спящем, о предстоящей жертве, о судьбе мира, поначалу не замечал этого особого внимания. Он был благодарен Кларе за помощь, за ее острый ум и глубокие знания, но его сердце было отдано Алекс.
Но Алекс замечала.
Она видела, как загораются глаза Клары, когда она смотрит на Ларса. Видела ее «случайные» прикосновения, ее кокетливые улыбки, ее стремление быть рядом с ним. И в ее душе, там, где после жертвы на Альтаре осталась пустота, теперь поднималась новая, незнакомая ей доселе волна – волна ревности.
Это было глупо, она понимала это. Ларс любил ее, она не сомневалась в этом ни на мгновение. Но Клара… она была из его мира. Чистая, светлая, не знавшая грязи и крови внешнего мира. Она была той, кто, возможно, подходил ему больше, чем она – бывшая уличная оборванка, королева поневоле, чьи руки были по локоть в крови.
Ее ревность была тихой, почти незаметной для окружающих. Но она разъедала ее изнутри, добавляя еще одну горькую ноту в ту симфонию отчаяния и надежды, что звучала в ее душе. Иногда она ловила на себе обеспокоенный взгляд Ларса, который, хоть и не понимал до конца причины ее настроения, чувствовал ее внутренний разлад. Иногда она срывалась на нем, на Рорике, на ком-нибудь из монахов, ее слова были резкими, несправедливыми. А потом мучилась от чувства вины.