– Задерните шторы, приглушите свет и дайте двойной сухой мартини, – шепотом произносит этот призрак жены директора.
Бланш уже направляется к стойке.
– Кто-нибудь видел, как вы сюда спускались?
– Нет, конечно же, нет! Франк, прошу вас, налейте нам выпить…
У бармена вспотели ладони.
Она уже командует! Он знает, что она несет ему одни неприятности.
Он знает, что ее надо выставить из бара, – и знает, что не способен на это.
– С кем вы разговаривали? – спрашивает она.
– С Лучано, моим учеником.
Она затравленно оглядывается. Франк успокаивает ее: они здесь одни, с ними лишь воспоминания и то скорбное ожесточение, что читается в глазах у Бланш. Или недоверие к нему? Его рука уже берется за бутылку «Бифитера».
– Франк, пожалуйста, посмотрите на меня.
И тогда он читает в ее глазах – страх.
– Кто в отеле, кроме вас и Клода, знает, что я еврейка?
– Никто…
– А человек из посольства, который нам помогал?
– Он переведен в Лондон два года назад.
Ни малейшего сомнения: о махинации с паспортом знают только он и Клод. Но это, похоже, не успокаивает Бланш Озелло.
– Вы знаете, что евреи должны проходить обязательную регистрацию? Вчера фрицы издали указ, по которому до конца октября все евреи должны встать на учет в комиссариатах полиции своего округа.
В газетах об этом не было ни слова: писали только о разгроме флота генерала де Голля под Дакаром и о воздушных боях между Германией и Англией.
– Но зачем это нужно? – беспокоится Франк.
– Они хотят пометить нас тавром, как скотину. У меня с утра сводит живот от страха, и просто кровь стынет в жилах!
– У вас есть документальное свидетельство того, что вы католичка, сударыня, вам нечего бояться!
– Как знать, – с вызовом перебивает его Бланш. – Вы можете вдруг решить и выдать меня Старухе.
– Но зачем мне вас выдавать?
– Не знаю! Чтобы выслужиться перед ней. Спасти себя! Теперь такие правила жизни, не правда ли? Человек человеку волк, каждый сам за себя. Главное – уцелеть.
Неужели она действительно так думает?
Бланш сжимает лицо ладонями.
– О, Франк! Встаньте на мое место: это как наваждение, я не могу думать ни о чем другом! Меня словно обложили, загнали в угол. Я – дичь в кольце хищников. И я сама отдалась в руки врагам. Я уже три месяца ничего не принимаю. Три месяца лечения чистой водой.
Догадка Франка оказалась верна: у Бланш была ломка после отказа от наркотика.