– Нет. Детьми нас никто не отпустил бы шататься по лесу. А подростками мы предпочитали города.
– А мы торчали здесь каждое лето от и до, все между собой дружили.
– Звучит ностальгично.
– Да-а, славные были времена, – мечтательно протянул Андрей.
– И что, до сих пор дружите?
– Конечно, нет, – помрачнел он. – Все заняты, все семейные, уже никого так просто не соберешь на костер на всю ночь.
– Есть же другие места и другие развлечения.
– Есть. Но эти были лучшие.
Повторюсь, я не славилась умением сохранять дружбу годами. Люди, которым удавалось это делать на протяжении десятилетий, несмотря на то, что каждый жил своей жизнью, вызывали… не то чтобы восхищение, но любопытство. Я была убеждена, что это не про меня. Как и ностальгия. Я возила в душе багаж событий, впечатлений, эмоций, но, изредка перебирая их в памяти, никогда не сокрушалась. По Андрею же казалось, что ничто в его жизни не смогло затмить ослепительные моменты юности. Для меня, как и для многих, это время осталось вечным летом, но оно прошло, и за ним передо мной открылся целый мир. Разве и дальше наслаждаться им – предательство по отношению к тому, что мы уже пережили?
Я никогда не могла удержаться от соблазна испытать новое впечатление. Всю взрослую жизнь была как ветер: захвачена тем, что впереди. Беда ветра в том, что он вынужден всё время куда-то лететь – иначе исчезнет. Да, я была свободна и не знала границ, но иногда чувствовала себя неприкаянной. Порой хотелось найти свой нулевой километр, точку отсчета, где начинались и заканчивались бы все мои пути, – но, глядя на людей, застрявших в одном месте и времени, боялась этого.
Мы шли по тропинке, огибая поселок, а справа между деревьями уже серебрилась вода. Еще пара минут, и мы очутились на пригорке, резким обрывом уходящем вниз. Вот ради таких видов – и эмоций от них – меня и несло на поиски новых мест. Ради красоты, сжимающей сердце щемящей болью, и ощущения мощи этого мира, когда одновременно чувствуешь себя ничтожным рядом с этой силой и великим от осознания, что ты – ее часть.
Обрыв оказался практически отвесным. Дожди, снега и время пока не сгладили рельеф, и было видно, как ковш экскаватора раз за разом вспарывал земную плоть. От мысли, что несколько лет назад здесь расстилалось поле на одной высоте с нами, становилось жутко. Сейчас эта свежая рана на теле природы напоминала о бесцеремонном вмешательстве человека.